Разумеется, вначале это был совсем неосознанный процесс: парень из ярославской деревни, не очень грамотный, совсем не интеллигентный, с комплексом пожизненной хромоты (а ведь молодой, за девками ухаживал!), он много и упорно учился – в пединституте, в Высшей партийной школе, в Академии общественных наук. И одновременно с накоплением знаний приходило понимание окружающей жизни. Возникали вопросы, порой мучительные, страшные, такие, которые никому не задашь.
До поры хранил их при себе. Придет время – и он найдет ответы на них, щедро поделится этими откровениями со всеми нами. Но пока надо держать рот на замке. Быть тихим и исполнительным. Проводить линию партии на том участке, который ему поручен. Если это Отдел школ, значит, внимательно отслеживать школьные учебники на предмет их соответствия текущей политике КПСС, смотреть за кадрами в Минпросе, реагировать на сигналы с мест – все ли ладно с преподаванием, с дисциплиной учащихся, с материально-технической базой учебных заведений?
Если и испытал он в то время какое-то потрясение, то благодаря ХХ съезду КПСС и секретному докладу на нем Н. С. Хрущева, посвященному разоблачению культа личности и сталинским репрессиям.
По воспоминаниям Александра Николаевича, этот съезд, как и все другие подобные форумы коммунистов, вначале проходил по обычной схеме: докладчики выходили на трибуну, рапортовали об успехах вверенных им парторганизаций в деле строительства коммунизма (увеличение надоев молока, прирост сельхозпродукции, новаторство в науке, рекорды в добыче угля и пр.), обязательно подчеркивали ведущую роль КПСС, клялись в верности вождям, костерили на чем свет американский империализм.
Яковлев не был делегатом, но посещал заседания, как лицо приглашенное сидел на балконе.
И вот 25 февраля 1956 года, заключительное заседание. Еще на входе в Кремль бросились в глаза необычно суровые меры по режиму допуска: офицеры КГБ придирчиво проверяли мандаты делегатов и приглашения, просили предъявить партийный билет, сверяли фамилии с имевшимися у них списками. Накануне Яковлеву шепнули в отделе: заседание будет закрытым и проходить вне повестки дня. А что, почему – этого никто сказать не мог.
То, что произошло потом, буквально вывернуло его наизнанку. От испытанного тогда шока он не мог избавиться еще долго.