– Я боюсь, что шторм кого-нибудь потопит.
– А я думаю, что кому-то повезёт, если ты наконец взбунтуешься.
Она улыбнулась. Не потому что стало легко – просто стало честно.
– Я боюсь себя, Гёкхан. Иногда до слёз.
– Я – себя тоже.
Они смотрели друг на друга – без напряжения, без желания нравиться. Просто два человека, которых уже слишком долго никто не слушал.
Гёкхан достал из кармана старую зажигалку.
– Это всё, что у меня осталось от деда. Он говорил: «Не бойся пламени. Бойся жизни без огня».
Мелисса взяла зажигалку в руки. Потёртая, тёплая от его пальцев.
– Можно я её подержу?
– Можешь оставить.
Она подняла взгляд.
– Серьёзно?
– Ты уже что-то оставила мне. Ты просто не знаешь.
– Что?
– Своё внимание. Оно самое дорогое в этом мире.
Она молчала.
Он встал.
– Пойдём. Покажу тебе одно место.
Они вышли из кафе. Прогуливались в сторону набережной. День был наполнен весенним ветром и запахом соли. На горизонте солнце лениво касалось минаретов.
Гёкхан привёл её к древнему фонтану с надписями, выцветшими от времени. Вода текла изо рта льва. Рядом – лавка. Не «та самая», но почти.
– Здесь моя мама встретила отца, – сказал он. – Говорят, она тогда уронила корзинку с гранатами, и он помог ей собрать. Потом так и не отпустил.
Мелисса рассмеялась.
– Романтично.
– Жизнь иногда пишет простые истории. А мы всё усложняем.
– А ты чего хочешь сейчас?
Он посмотрел на неё. Спокойно, не навязчиво.
– Не хочу терять возможность быть рядом. Хоть немного.
Она вдохнула. Глубоко. В груди всё тянуло, как перед чем-то большим.
– Я тоже не хочу… быть снова одной. Хотя бы пока не пойму, кем я стала.
Он взял её за руку. Снова – мягко, почти неощутимо.
– Тогда не торопись. Мы успеем.
И они сидели. У фонтана. Пока не погас свет. Пока город снова не начал шептать: «ты не зря здесь».
Они сидели у фонтана ещё долго. Время в Стамбуле по-прежнему шло как-то по-своему – то лениво, то резво, но всегда мимо. Здесь оно не подчинялось часам, только чувствам. А чувств в тот вечер было слишком много, чтобы говорить.
Гёкхан больше ничего не говорил, и Мелисса не нуждалась в словах. Он просто рядом был – тихо, как будто всегда. И это «всегда» впервые не казалось страшным.
К вечеру город начал медленно гаснуть: фонари мерцали, как сигналы с другого берега жизни. Люди спешили домой, кто-то включал телевизоры, кто-то ставил чайник. А они всё ещё сидели на камне, с которого когда-то капала вода, где когда-то кто-то впервые влюблялся.