– Остановите, пожалуйста!
– Что?
– Мне нужно выйти, я… потеряла телефон.
– Нельзя здесь, пробка!
– Пожалуйста!
Он махнул рукой, плюнул сквозь зубы и остановился. Мелисса выпрыгнула под дождь. Машина уехала. Воды по щиколотку. Под ногами грязь, серость, усталость.
Сквозь дождь она снова чувствовала, как город, этот огромный шумный организм, будто говорящий: «Ты мне тут не нужна».
Она прислонилась к стене дома, раскинув пальцы, пытаясь дышать. Всё в ней кричало: вернись домой, уедь обратно, это всё была ошибка. Она чувствовала, как одиночество снова стучится в грудную клетку с остервенением. Громко. Больно.
И именно в этот момент:
– Ты всегда теряешь вещи в дождь? – знакомый голос, чуть насмешливый, но тёплый, как хлеб.
Она подняла глаза. Гёкхан. Стоял под зонтом. Тот самый тёмный пиджак. Те же спокойные глаза. Его взгляд скользнул по её лицу – капли, замёрзшие ресницы, чуть побелевшие губы.
– Или это только телефоны?
– Ты… – она не верила.
– Я иду на работу. По этой улице каждый день. А ты, видимо, ищешь повод снова меня встретить.
Она рассмеялась сквозь всё – дождь, холод, слёзы.
– Телефон… я…
– Я знаю, – он поднял руку, и в ней – её телефон. – Ты оставила его в кафе. Тебя давно ждали. Я решил, что ты, возможно, забудешь и саму себя, если уйдёшь так внезапно.
Она стояла, потерянная. Он подошёл ближе. Протянул ей зонт, убирая его над ней, а сам остался под дождём.
– Город может не ждать, – сказал он, – но я могу.
И это прозвучало не как признание. А как точка опоры.
Они стояли в переулке, где шум сливался с тишиной. Где пальцы чуть дрожали от соприкосновения. Где впервые с начала её приезда чужой город не был больше врагом.
– Пошли, – сказал он.
– Куда?
– Туда, где можно снова согреться.
И они пошли.
Весна всё ещё плакала за окнами, когда они оказались внутри «Hafiz Mustafa». Пряный аромат шафрана, горячего чая и сахарного сиропа ударил в нос почти сразу, словно обнял. Тёплый свет ламп, отражающийся от стеклянных витрин, создавал иллюзию тепла не только физического – душевного.
Мелисса остановилась у одной из витрин. На ней выстроились идеальные ряды: баклава, кюнефе, лукум… названия звучали как заклинания, и каждое блюдо будто хранило в себе часть старой сказки.
– Ты ведь не пробовала настоящее? – спросил Гёкхан, уже ловко заказывая.
– Если ты имеешь в виду «настоящее» в Турции – я вообще здесь всё пробую впервые, – усмехнулась она.