Боже, наслаждение! Берёшь чашку в руку – и маленькими глотками, один за другим, чуть задерживая вяжущую жидкость во рту… пьёшь, пьёшь, пьёшь… И глаза надо закрыть, чтобы непросто ты, они и чашка чая, а лишь – ты и чай. Блаженство!
Уличный шум затих за спиной, стоило двери кафе закрыться. Я – за любимый столик. Ко мне – вежливая официантка-буряточка.
– Как обычно? – спросила она.
Я киваю. Зачем лишние слова, когда я здесь чуть не каждый день? Уже узнают, улыбаются. Я смеюсь: «Скидку постоянному посетителю!» Мне в ответ: «А то! Завтра – обязательно». И так – каждый день.
День шёл к концу, но кафе стояло полупустое: будни, народ ещё на работе. Это я – творец, свободный, словно ветер… Ну да, родители содержали. Творчество в нашей семье почти норма. Только у всех своё.
Отец занимался научной деятельностью: он физик-теоретик. А там ведь сплошная математика. Кто сказал: «Ему не хватило воображения, чтобы стать математиком, и он стал поэтом»? А, не помню!
Мать у нас, пока не забеременела… Разница с младшеньким у меня почти в двадцать лет, о как! Так вот мать – гений кулинарии, пусть никогда не проявлялась на профессиональном поприще, отдав силы семье.
Впрочем, беременность тоже не помешала творить. Просто направление, скажем так, изменилось. Но в целом…
Все в семье понимали, что не давать мне писать – это медленно убивать, резать по-живому. Отец говорил: «Придёт время – сам всё поймёт, одумается. И сделает выбор в пользу нормальной жизни». Ну, он прав оказался бы как всегда, если б осталась она – эта нормальная жизнь.
Тогда ещё она была, и я мог вместо душной работы искать себя, творить; среди бела дня в кафе сидеть. Как и тогда. А ведь, живи я, как все, то как…
Я увидел её, пока ждал заказ. Она – в жёлтой кофточке, бусы темно-синие на груди в цвет юбке. Длинные локоны светло-русых волос вьются до плеч. И – локти на столе, ладони упёрлись в лицо. Плачет.
Сердце моё сжалось. Кто обидел? Зачем? Как посмел? Ещё не знал её, не ведал, кто она, чем живёт. А уже понял – это любовь! Ну да, конечно.
Вскочил с места, тенью метнулся к столику. Нежно взял за руки, отвёл их от лица, заглянул в глубину серо-зеленых галактик. Мы, замерев, минуту или две смотрели друг другу в глаза.
Потом она несмело улыбнулась. Словно лучик света скользнул по заплаканному лицу. Она отняла у меня руки, прибрала волосы и сказала: