Первой целью стали солнечные панели. Без энергии все остальное было бессмысленно. Выход в открытый космос был невозможен – скафандров на шаттле не было, только легкие аварийные костюмы без систем жизнеобеспечения для выхода в вакуум. Значит, только изнутри. Алиса изучила схемы систем ориентации шаттла в бортовом компьютере – к счастью, часть базовых данных загружалась даже при минимальном питании. Она нашла сервоприводы, отвечающие за поворот панелей к звезде. Теоретически, их можно было перенастроить вручную, подав питание напрямую от резервных батарей.
Это заняло два дня. Два дня нервной возни с перегоревшими проводами под панелями в кормовом отсеке, в полумраке, при свете фонаря, с дрожащими от напряжения руками. Она подключала, проверяла, получала искры и короткие замыкания, снова подключала. Наконец, она услышала долгожданный скрежет и низкий гул. Сервоприводы ожили! Сердце Алисы забилось быстрее. Она вбежала в кабину, к иллюминатору.
«Ирида» медленно, с болезненным скрипом, начала разворачиваться. Огромные, темные крылья панелей поворачивались, ловя слабый свет далекого желтого карлика. Алиса замерла у стекла, затаив дыхание. Вот одна панель встала почти перпендикулярно к лучам. Вот вторая… Индикаторы заряда на центральной панели (те немногие, что работали) оставались в красной зоне. Никакого роста.
Почему? Отчаяние снова сжало горло. Она снова полезла под панели, проверила соединения. Все, казалось, правильно. Тогда она рискнула выключить сервоприводы и снова включить. Гул, скрежет… и вдруг резкий треск, как ломающаяся кость, и запах горелой изоляции. Один сервопривод задымил и замолчал навсегда. Панель замерла в неуклюжем положении под углом 45 градусов, ловя лишь часть света. Вторая панель еще работала, но толку от нее было мало. Энергетический кризис усугубился.
Алиса отползла от злополучного привода, прислонившись к переборке. На нее накатила волна усталости, такой силы, что она едва не потеряла сознание. Голова гудела, в висках стучало. Она не плакала. Слезы, казалось, иссякли. Осталась только пустота и гложущее чувство беспомощности. Я ничего не могу. Ничего не умею. Марк был прав. Я не гожусь для этого. Мысль пронеслась в голове, жгучая и унизительная.
Именно в этот момент, в гробовой тишине, нарушаемой лишь привычным гулом двигателей и новым, тревожным скрипом поврежденного сервопривода, она услышала его.