Костя обмер, вцепился в стальные челюсти, но, как и прежде, не смог их разжать. Выдохнув, осмотрел капкан, схватился за цепь и выдернул её из-под снега: она была пристёгнута к стволу ели навесным замком.
– Прекрасно! Здорово! Отлично покатались!
Костя вспомнил про труп, и внутри завязался тугой узел: а вдруг капкан убийца поставил?
– Конечно убийца! А кто ещё? Грёбаный «Поворот не туда»!
Он снова дёрнул цепь. Постанывая от боли, дополз до ели, убедился, что снег у ствола не обвалится, оборвал нижние лапы и расстелил их в несколько слоёв. Иного ему не оставалось – только уповать на чудо.
Костя улёгся на лапник, закрыл нос балаклавой и, расслабившись, попытался уснуть. Нога ныла, горло горело, хотелось пить и есть. Дожить до утра было нереально, и Костя, наплевав на правило, вдолбленное с детства, начал жрать снег.
«Зря я сюда поехал, – в который раз укорил себя Костя. – Господи, ещё и отпуск, кто меня искать будет? Ни спичек, ни хрена. И грёбаная рация без батареек». Он усмехнулся. Такая глупость – он не проверил батарейки. Будь рация рабочей, он бы давно вернулся домой. Или ехал бы сейчас в тёплом автомобиле под любимый рок-н-ролл. А не лежал под ёлкой с капканом на ноге в глуши. Может, и село-то рядом, в каких-нибудь ста метрах вправо или влево. Хорошо, что он об этом не узнает, а то умирать с такими мыслями совсем тоскливо. Лучше думать, что шансов на спасение не было.
Уже проваливаясь в последний сон, Костя заслышал лай. Сначала даже не поверил, но потом подскочил, ошарашенно огляделся. И захрипел:
– Помогите! Сюда. Я здесь!
Голос был тихим.
Костя заплакал от отчаяния, но, собрав последние силы, сделал глубокий вдох и протянул:
– Ау-у-у-у-у-у-у!
Несколько секунд стояла траурная тишина, в которой раздалось ответное:
– Ау-у?
– Ау-у-у-у-у-у! – уже бодрее завыл Костя. – Ау-у! Я здесь!
Последнее, что он помнил: чёрная собачья морда, заглянувшая под ёлку.
Огромная, будто медвежья, собачья морда заглядывала под ель и клацала зубами. С её пасти капала слюна, из глотки вырывался хрип и надрывный голос: «Костик, давай же, Костик! Смотри на меня!» Но Костя не хотел смотреть в эти бешеные глаза и, истошно вопя, пытался отползти, да только нога была прикована цепью. А псина не отступала, кружила рядом, бесшумной тенью скользила по снегу, вновь и вновь заглядывая под ель. Рычала, истерично визжала, похрюкивала и хрипела: «Костик, очнись, давай же, Ко-о-остик!»