Я перешагнула порог этой квартиры. Это была квартира бедного человека. Единственной достопримечательностью был старый черный рояль да, пожалуй, еще свежая большая хризантема в вазе. Видно было, что хозяин не придает большого значения уюту.
Поведение Си не вписывалось в рамки привычных представлений о встрече мужчины и женщины на мужской территории. Он сразу же сел за рояль, усадив меня рядом, и начал играть. Он исполнял классические вещи, романсы, пел, аккомпанируя себе, и заставлял петь меня. Я отважилась лишь на «Санта-Лючию».
Время от времени на мне фокусировался оценивающий взгляд. В нем сквозили недоверчивость и какая-то холодность. Я чувствовала себя неловко под этим взглядом. Нельзя сказать, что мне была совершенно безразлична внешность этого человека, но больше всего меня интересовал ход его мыслей, поэтому я его особенно не рассматривала.
Он вновь начал говорить о совместном проживании как способе избежать одиночества. В его воображении это выглядело так. Он будет заботиться обо мне: кормить, развлекать музыкой, жить мы будем в разных комнатах, а когда привыкнем друг к другу, объединимся в одной, если возникнет такое желание. О сексе, не освященном любовью, он говорил неодобрительно и проповедовал воздержание. А я вообще избегала говорить с ним на эту тему: настолько, в моем представлении, его внешний вид не соответствовал облику героя-любовника.
Я смотрела и думала: на шутку это похоже мало – значит, все-таки передо мной сумасшедший. На всякий случай я спросила:
– А зачем вам нужна женщина? Заведите собаку.
– А я хочу завести жену, так как я хочу иметь друга и единомышленника. Давайте сделаем с вами идеальную пару.
Мне казался странным такой поворот событий. Человек никак не мотивировал, почему такой внезапный выбор пал на меня, на женщину, которую он видел второй раз в жизни. К тому же он ничего не хотел рассказывать о себе, говоря, что все это прояснится в процессе нашей совместной жизни. Свое нежелание рассказывать о себе он объяснял недоверием. Си собирался жить с человеком, которому не доверял. Такая алогичность поведения удивила меня, но время было позднее, и пререкаться мне больше не хотелось.
Си собрался меня провожать. Видно было, что он устал. Совсем не кстати он вытащил из шкафа галстук и пытался его пристроить на летнюю рубашку, надетую под зимний свитер. В этом тоже была алогичность: в одиннадцать часов вечера идти в галстуке, запрятанном под свитером и теплым шарфом. Но было в этой алогичности и нечто трогательное.