Однажды бабушка попросила Камилль свернуть в ворота шато, так как им пора домой. Когда внучка напомнила ей, что особняк им больше не принадлежит, старушка нахмурила брови, пытаясь вспомнить. Ее лицо исказилось от горя, но лишь на мгновение, а затем она выпрямилась с привычным достоинством и больше не выражала никаких эмоций.
После нескольких подобных инцидентов Камилль выбрала иную тактику.
– Мы поедем в шато чуть позже, бабушка, – говорила она. – Сейчас нам нужно съездить в город за покупками.
Или сходить на почту, чтобы отправить важные письма. Или встретить кого-нибудь на вокзале. Неважно, какую отговорку Камилль придумывала, бабушка забывала ее через пару минут.
– Честность не есть добродетель, – согласился отец. – Каждый раз, когда ты напоминаешь бабушке о том, что особняк продан, а ее муж и дети почили, это заново ранит ее.
Шли годы, и бабушка все глубже погружалась в прошлое. Огюст перестал быть лишь фоном в жизни Камилль и взял на себя обязанности по ведению домашнего хозяйства. Он договорился со стариком Фурнье о посадке урожая на небольшом участке рядом с коттеджем в обмен на небольшую часть выручки с продажи. Старый пони умер, и Огюст купил подержанный велосипед, который не нуждался в сене и овсе.
– Не люблю, когда земля пустует, – признался он старику Фурнье. – Посадите тыкву, капусту, маргаритки. Все что хотите.
Спустя несколько лет после переезда в коттедж Огюст перебирал кипу документов, хранившихся в ореховом секретаре бабушки. Там он нашел бумаги, в которых, как ему показалось, говорилось о том, что старушка получила наследство от собственной семьи. Она никогда об этом не упоминала – еще один признак ее стремительно угасающего рассудка.
– Она не говорила о своей семье из-за дедушки, – пояснила Камилль. – Он занял деньги у ее братьев и не вернул. Бабушке было стыдно.
– Но, похоже, ей досталось от матери небольшое наследство, – сказал Огюст. – На следующей неделе я поговорю об этом с нашим адвокатом. Поедешь со мной? Ты никогда не была в Париже, Камилль. Мы попросим мадам Фурнье присмотреть за бабушкой несколько дней.
Первое утро в Париже Камилль с отцом провела, гуляя по берегу Сены и под каштанами на Елисейских Полях, о которых так часто вспоминала бабушка. Они посетили богослужение в Нотр-Даме, а потом Огюст повел дочь полюбоваться витражами Сент-Шапель. Вечером они поужинали в кафе «Англе», которое, по словам отца, когда-то было любимым заведением ее матери.