Через какое-то время Шишкин пришел в себя, бережно сунул Бэтмена в рюкзак и пошел домой, где его встретила мама Наталья Сергеевна.
Она рассеянно спросила, когда сын снял верхнюю одежду:
– А где твой джемпер? Вроде ты надел его утром…
– Я его забыл. В раздевалке.
Мама легонько приобняла Шишкина за плечи и улыбнулась:
– А-а. Ты знаешь, Володя, наш папа и его коллеги получили грант за научный проект. Пятнадцать миллионов рублей!
– Как сказал Александр Сергеевич Пушкин: «Вдохновение нужно в геометрии не меньше, чем в поэзии», – раздался в коридоре сиплый голос интеллигента Шишкина-старшего. – Ну что? Как дела в школе?
– Поздравляю тебя, пап. В школе все нормально, – смущенно ответил Володя.
– Славненько. Славненько, – откликнулся отец и, напевая что-то себе под нос, зашагал обратно в свой кабинет.
Шишкин-младший незаметно вздохнул, вспомнив, как его свитер с присвистом окунали в грязное металлическое ведро.
Зачинщик этой пакостной выходки немного погодя тоже вернулся домой. Дэн уже месяц не решался исполнить задуманное – сжечь то, что лежало в ящике его письменного стола. Он вытащил из кармана маленький ключ, просунул его в замочную скважину, чтобы открыть ящик, и быстро достал из него стопку бумаги. С бумажных листов ему зловеще улыбались клоуны в рыжих париках с красными, налитыми кровью глазами.
Дэн давно рисовал комиксы с Пеннивайзами всех мастей. Тайный бумажный «цирк» кровавых клоунов одновременно пугал и веселил его, но все работы оседали в секретном ящике письменного стола. Отцу бы этот «цирк» не понравился. Не потому, что комиксы были кровавыми, а потому, что Дэн рисовал, как какая-нибудь дура вроде Прусачки из его класса. Но Дэн хотел покончить с Пеннивайзами не из-за отца. Все из-за девушки, которая не выходила у него из головы. Пеннивайзы в его голове твердили, что она – «всего лишь тупая телка». А может, они правы? Дэн решил, что пока не сожжет рисунки. Он быстро спрятал их обратно в ящик и вышел из комнаты.
Мама Дэна, вытянув на диване ноги, прикрывала ладонью лоб – в тот вечер ее мучила мигрень.
– Мы сегодня жрать будем? Дома ни одной чистой тарелки! – раздался голос отца.
Его звали Николай. Он любил говорить: «Мясо, мясо давай!», ездил на гигантском черном джипе с квадратной «мордой», матерился через каждое слово и в зависимости от настроения называл жену то «рыбоня», то «овца».