Тем не менее, для кого-то эта жестокая игра становилась единственным способом выжить в долгие летние месяцы, когда другие тропы охоты зарастали травой, и надежда таяла, как дым. И поимка десятка зверьков за год превращалась в подвиг, в личную "Илиаду", где героем был охотник, а оружием – его руки и хитрость.
В племени «Медвежий коготь», словно рассвет после долгой ночи, забрезжило чудо – у вождя родился сын, наследник, чья поступь, казалось, уже сотрясала землю под ногами предков. Будущий вождь, чье имя еще не прозвучало, но чье появление было подобно восходу нового солнца над горизонтом племени.
В то утро, когда солнце только коснулось верхушек вековых сосен, гадалка, чьи глаза хранили тайны мироздания, предрекла младенцу судьбу, сплетенную из звезд и ветров.
– Дитя, отмеченное духами! – провозгласила она, и голос ее прозвучал как звон древнего колокола. – Его ждет великая дорога, усыпанная свершениями, словно поле цветами после весеннего дождя. Он поведет нас сквозь бури и невзгоды к славному будущему, вождь. Судьба его предрешена, как полет стрелы, выпущенной из самого сердца лука.
С того дня, над племенем «Медвежий коготь» разлился покой, тихий, но могучий, как горная река. Каждый воин ощущал в груди отголосок великой судьбы, готовясь ко дню, когда юный наследник поднимет знамя племени. Каждый занимался своим делом с усердием, словно вышивая нить в гобелене будущего: кто охотой, кто заботой о скоте, кто трудами по хозяйству. В каждом движении чувствовалась предвкушение великих перемен, словно перед грозой, когда воздух наэлектризован и каждая травинка трепещет в ожидании.
Бьернсон
Юнца нарекли Лейфром, что звучало как обещание – «наследник». Имя отца, Бьернсон, он принял как эстафету, прибавив к нему родовое окончание, словно клятву верности предкам. Мать, Эрна, воительница зрелой поры, имя которой звенело как сталь – «умелая». Жизнь текла то тихим ручьём, отражающим облака, то вздымалась штормом, готовым поглотить утлую ладью в бездне. Но в сердце Лейфра уже пылал огонь странствий, неутолимая жажда найти свой путь под северными звездами. Он грезил о далёких землях, где клинки пляшут в смертельном танце, о славе, что опьяняет сильнее мёда, о том, как его имя станет легендой, пересказанной бардами у жарких костров.