Но Рафаэль больше не замечал ни шума, ни вспышек. Перед его внутренним взором вновь встала Марина, и её голос эхом звучал в черепе:
"История дышит. Просто слушай."
Он смотрел вниз, туда, где старая Венера хранила свою правду – под слоями серной бури, под пеплом миллиардолетних ветров.
"Охотник-9" опустился с едва уловимым толчком. Тонкие стабилизаторы зацепились за вязкую поверхность, оставляя за собой хлюпающий след. Рафаэль слышал, как за бортом шипит – возможно, испарения от внутреннего жара машины или сама Венера пробовала их на вкус. Привычного воздуха тут, естественно, не было – только кислотный пар, вязкий, как сгусток тягостного сна, и такой же тяжёлый.
Рафаль вышел первым. Скафандр отозвался легким стоном гидравлики, искажённым через внутренний канал связи. За ним последовали остальные – пилот, молчаливый и уверенный, связист-юнец, сжавшийся под тяжестью аппарата, один из биологов и инженер Гайо, тяжёлый и мощный, как домкрат, с множеством приборов, свисающих с пояса.
Под ногами – нечто среднее между грязью и стеклом. Почва подрагивала при каждом шаге, пружинила. Всё было цвета обугленного янтаря, но без тёплого блеска: только холодное отражение чего-то давнего, выжженного.
– Давление стабильно, – буркнул Гайо. – Но эта дрянь не то, что бы настоящая почва. Это почти гель какой-то.
Рафаэль ничего не ответил. Его взгляд был прикован к центру кратера.
Купол. Он высился, как замерший пузырь из древнего стекла – идеально полусферический, почти 900 метров в диаметре, и весь в мягком, колеблющемся мерцании. Цвет у него был неуловимый, как у старой пленки – серо-дымчатый с лёгким отливом зелёного. Границы казались расплывчатыми, и сам купол будто дышал, каждый миг меняя плотность, пульсируя в унисон с чем-то невидимым под почвой.
– Он живой что ли? – пробормотал биолог.
Рафаэль шагнул вперёд.
– Или был таковой когда-то очень давно.
В двадцати метрах от купола лежал обломок – тёмный, погнутый, покрытый копотью.
– Зонд, – произнёс инженер. – Один из наших. Мы потеряли с ним связь три дня назад.
Они подошли к обломкам ближе. Рафаэль опустился на корточки, глядя на то, что осталось от аппарата. Корпус был выжжен изнутри. Металл выглядел словно оплавленным температурой. Но поверхность не почернела, как от огня, а стала стеклянной, волнообразной, с крошечными спиральными узорами, будто кто-то оставил отпечатки на жидком зеркале.