Куренков открывает замок, высыпает на стол содержимое, смешивает с пылью из пакета, снимает сапог, ставит на пепел, щелкает. Аккуратно, чтобы не повредить отпечаток, поднимает. По слогам считывает время.
Прищуривается хитро и спрашивает у второго адъютанта:
– А как, сынок, твоя фамилия?
– Таймеров! – Докладывает тот.
– Ну-ну, – генерал делает лицо строгим, выдерживает паузу, командует – свободны!
Те выходят. Хлопает дверь.
Александр Иванович опять просыпается. На часах 7:17. Вспоминает, что сосед в это время всегда хлопает дверью. Окончательно просыпается. Соображает:
– Семерки, это к удаче. Стоп, семерки же были не во сне! – и продолжает соображать, – красная дорожка, к чему, не понятно. Может к дороге или встрече? Красное нутро портфеля – тоже не понятно. Выжженная пустыня – плохо. Очень плохо. Генеральский мундир … – Ну, генералом или начальником это я вряд ли стану. Это скорее для молодых оперов.
Он встает, идет на кухню, ставит на плиту чайник, включает. Делает повинуясь привычке, а мысли все еще там, во сне, в генеральском кабинете. Его осеняет:
– Таймеров заносит в портфеле следы. А поглядеть глубже и перевести, то получается, что Время заносит следы. Какие следы? Зачем заносит? К чему это, что за намек? Что ли прощание с жизнью. Вообще, или с прошлой жизнью?
Чайник засвистел. Александр Иванович вернулся в пасмурную реальность дождливого утра, позавтракал, пошел доставать из шкафа форму, чтобы отправиться на службу, но вспомнил, что на пенсии, что никуда идти не надо и затосковал.
Все эти прогулки за едой в магазины, готовка обедов и прочие делишки, хотя и доставляли минутные радости, но были малозначимы для его энергичной натуры.
Днем он приготовил еду, навел порядок в своей маленькой квартирке, а вечером вышел прогуляться по парку.
Жухлые листья скрипели под башмаками. Моросил мелкий холодный дождь. А может быть не дождь, а первые хлопья снега не долетали до земли, таяли, ветер швырял их за ворот теплой форменной куртки, в лицо, а уже оттуда каплями они текли по щекам. Но капитану было не до капель, ветра, дождя, осени. Томило бездействие. Привык он к ежедневным выездам на место происшествий, распутыванию сложных дел, обсуждению с криминалистами улик, нескончаемой текучке.
Он шел, вспоминал последний сон и не мог его разгадать. Ворчал на себя: