– Лиза, ну что ты делаешь?! – Мать раздраженно наблюдала за дочерью, время от времени безуспешно пытаясь её оттолкнуть. – Тут же отцовские грязные вещи, неси их в ванную.
– Лизок, все гостинцы в рюкзаке. Давайте, разбирайте! Там сладости, матери и тебе платья. Больше ничего не привез, с корабля сходили редко, – капитан говорил глухим, хриплым басом заядлого курильщика.
Пока дочь, вернувшись в детство, разворачивала иностранные конфеты и мерила платья, мать, пыхтя и сдувая непослушные пряди с глаз, торопливо выкладывала содержимое всех кастрюль по тарелкам. Она подогрела вчерашний пирог в духовке, и теперь он был словно только что испеченный. Лиза всегда поражалась этому умению своей матери: у неё все попытки освежить выпечку заканчивались маленьким пожаром.
Федор Сергеевич принялся за еду. Он с жадностью и быстротой, на которую способны только моряки, вернувшиеся домой, заглатывал, практически не жуя, голубцы, отварную картошку, щедро политую растопленным сливочным маслом, жареные грибы с луком, закусывал всё это ягодным пирогом и снова принимался за голубцы. Нина Михайловна рассказывала последние новости и сплетни про общих знакомых. Капитан, не произнося ни слова, временами отрывал взгляд от стола и, глядя на жену, то одобрительно кивал и закатывал глаза, то хмурил и без того морщинистый лоб.
Позвонила Яна и, узнав, что отец вернулся на пару дней раньше, чем планировалось, пообещала заскочить после работы. Лиза умоляла родителей разрешить ей прогулять занятия. Чтобы не опоздать, ей следовало уже быть одетой, но она намеренно досидела в ночной рубашке до последнего, пока мать не начала торопить.
– Нин, в самом деле, пусть со мной побудет. Дочек совсем не вижу. Расскажет, как ей там в институте учится. Лиза стояла в проходе между гостиной и своей спальней, все еще в пижаме, прижимая к груди новое платье, и умоляюще смотрела на мать.
– Мам! Ну, мам! Ты же сейчас готовить пойдешь, вечером гости придут, тебе много всего сделать надо, а я тебе помогу.
– Ты еще скажи, что только ради меня не хочешь идти в институт! – женщина начинала смягчаться.
– Я это и говорю! – Лиза почувствовала, что сопротивление скоро падет, и принялась смешить мать. – Только из-за тебя, ты же знаешь, как я люблю учебу и сколько у меня там друзей.
Федор Сергеевич, не уловив сарказма дочери, высунул голову из шкафа, в котором он ковырялся в поисках ремня (он сильно схуднул на судне, и теперь домашняя одежда совсем на нем не держалась), и, хмыкнув, спросил: