И тогда, сквозь толщу тишины, она услышала. Не ушами, а всем существом. Глубоко-глубоко под водой, в самом сердце озера, зазвучало что-то. Не мелодия, а скорее… вибрация. Три разных тона: один – низкий, гулкий, как стон земли; другой – серебристый, как удар хрусталя; третий – едва уловимый, как эхо. Звенели камни!
Арина открыла глаза. Она знала, где искать. Не в воде, а вокруг. Озеро выплевывало свои сокровища на берег, нужно лишь уметь их видеть. Она пошла вдоль кромки, не глядя на пугающую глубину, а вглядываясь в гальку под ногами. Синий камень в ее руке начал теплеть и тихо гудеть, когда она проходила мимо определенных мест.
Первый камень – Горловой – она нашла у корней старой ивы. Он был тяжелым, темно-бурым, пористым, как пемза. Когда Арина коснулась его, низкий гул внутри камня отозвался в ее костях. Второй – Звонкий – блеснул ей из-под прибрежного куста. Белый, почти прозрачный кварц, холодный и отзывчивый. При прикосновении он издал тонкий, чистый звук, заставивший вздрогнуть капли росы на траве. Третий – Эховый – был самым трудным. Маленький, невзрачный, серый камешек, затерявшийся среди других. Но синий камень в руке Арины замерцал ярче, когда она к нему наклонилась. Эховый камень не пел сам, он лишь чуть вибрировал, повторяя отголоски песен двух других.
Собрав три поющих камня и держа в другой руке синий ключ, Арина снова подошла к воде. Страх сжал горло, но она поставила камни на мокрый песок у самой кромки: Горловой слева, Звонкий справа, Эховый посередине. Синий камень она положила сверху на Эховый.
И запела. Не голосом – у Арины не было слов. Она позволила тишине внутри себя, той самой, что научилась слушать, резонировать с камнями. Она сконцентрировалась на их вибрации – глубоком гуле Горлового, чистом звоне Звонкого, тихом эхе Эхового – и соединила их в своем сердце. Синий камень вспыхнул мягким лунным светом.
Вода перед ней заколебалась. Не волной, а будто бы задышала. Черная гладь стала проясняться, становясь темно-синей, как ночное небо. В глубине замерцали огоньки – не русалочьи, а словно светящиеся капли, как роса на паутине. И посреди этого сияния Арина увидела силуэт. Мирон! Он был словно в прозрачном пузыре воздуха, недвижимый, но живой. Его глаза были широко открыты, он смотрел вверх, на поверхность, прямо на Арину.