Елизавета вспомнила тот вечер: мирный, почти забытый.
Тогда в их доме пахло жареным луком и свежим хлебом. Анастасия ещё не ходила, но уже пыталась стоять, цепляясь за отцовскую ногу. Михаил поднял её на руки и, притворяясь великаном, зашагал по комнате.
– Осторожно, сейчас великан уронит маленькую принцессу! – смеялся он, а девочка визжала от восторга.
Он всегда умел рассмешить её. Даже в самые трудные дни Михаил придумывал целые спектакли: устраивал «марш игрушечных солдат», вырезал из бумаги кукольный театр – иногда казалось, что он больше волшебник, чем солдат.
Тогда в доме было тепло. Главное чувство – он рядом, он держит мир на своих плечах. Даже когда не знал, что делать, он делал вид, что знает.
А сейчас его нет… лишь бы только живой. Можешь не писать даже… только бы живой…
Рядом с ней была Анна – приятельница, подруга, сестра, ангел.
– Если хочешь, – однажды улыбнулась Анна, – я могу научить тебя секретному рецепту супа из ничего. Знаешь, такого, что дети даже не заметят, что в нём ничего нет.
– Звучит заманчиво, – ответила Лизавета и впервые за долгое время улыбнулась. – Главное, чтобы в этой «ничто» было чуть-чуть надежды.
Анна трудилась в пекарне с раннего утра, возвращаясь в сумерках с усталым лицом, пропахшим углём и дрожжами, и с крошечным узелком, спрятанным в пальто. Она приносила детям всё, что могла: кусок хлеба, обломок сухаря, иногда – лепёшку, или немного муки для лепёшки. Ей самой бы поесть, но она даже не пробовала. Только смотрела, как дети едят, и улыбалась – той самой улыбкой, которая больше говорит, чем слова.
– Пусть хоть они не знают, что такое настоящий голод, – говорила она, отворачиваясь к окну, чтобы Лизавета не увидела, как у неё дрожит подбородок.