Наш путь снова сменился. Леса стали редеть, и под копытами лошадей снова зашуршали открытые равнины. Ветер стал сильнее, и его порывы пригибали траву, как морские волны, катящиеся к горизонту. Мы шли молча, только храп лошадей и поскрипывание сёдел сопровождали нас. День был ясный, солнце высоко встало над землёй и ласкало кожу сквозь прорехи в доспехах. Казалось, всё вокруг выдохнуло с облегчением. Деревья позади, простор впереди. Но покой, как это часто бывает, обманчив.
Мы вышли на широкую прямую равнину, где трава поднималась почти до пояса. Высокая, жёлто-зелёная, шуршащая под ветром. Она скрывала землю полностью, и видимость у нас была только по линии горизонта. Ни холмов, ни деревьев.
Лошадь Лоринтара вдруг замерла. Он натянул поводья и поднял руку, давая знак остановиться. Я сразу же остановился. Повернувшись к нему, я прищурился от солнца и спросил:
– В чём дело?
Он молча вслушивался в ветер, а затем, почти шёпотом, ответил:
– Что-то есть впереди.
Я сжал поводья, чувствуя, как по позвоночнику пробегает холодок. Его голос не дрожал, но был сдержан, как перед ударом. И он не сводил глаз с травы, где ветер танцевал, не выдавая ничего особенного.
Я медленно потянулся к своему мечу. Трава казалась безобидной. Даже успокаивающей. Но вот именно это спокойствие и начинало пугать. В природе не бывает полной тишины. Если всё вокруг замирает, значит, кто-то идёт по следу. Или уже рядом.
– Кто? – серьёзно спросил я.
Лоринтар не ответил сразу. Он лишь слез с седла с кошачьей грацией и пошёл вперёд, в высокую траву, не скрываясь, но и не торопясь. Я молча следил за ним, чувствуя, как натягивается невидимая струна внутри. Он нагнулся, что-то заметив, и начал копаться в земле. Пальцы скользнули по влажной грязи, в которой я бы не стал пачкать даже сапог, и потом, к моему удивлению, он понюхал её.
– Орки. – сказал он, как отрезал. Его голос стал плотным, как сталь, и лишённым всяких сомнений.
– Орки? – переспросил я, ошарашенный. – Ты уверен? В этих землях орков не видели уже… Артерий знает сколько лет. Говорили, что они ушли далеко на восток или гниют в пещерах под северными перевалами. Даже слухов о них почти не было. Их не было в местных легендах, не пугали ими детей. Они были чужими для этих мест. Ты точно в этом уверен?
– Уверен. – произнёс он твёрдо и поднялся. Его рука была в грязи, но он не спешил её очищать. – Их не спутаешь. Особенно этот запах. Мой народ, – он взглянул на меня, и в его глазах впервые за долгое время мелькнула горечь. – держал их в цепях веками. Использовали, как тягловых животных, как псов, как живой щит на поле боя. Я знаю их запах.