Оле завели волнистого попугайчика, и она мечтала научить его говорить. Но попугайчик оказался самкой, а самки, как известно, почти необучаемы. Поэтому попугайчик только издавал громкие свистящие звуки. В этот день утром Оля вынесла клетку на кухню и, видно, забыла ее там. Попугай радовался присутствию людей, свистел, чирикал и цокал.
Когда ты просунула лезвие ножа в клетку, попугайчик отодвинулся вглубь и замолчал. «Мам, что ты делаешь?» – ты резко обернулась и разразилась тирадой о том, как эта чертова птица не дает тебе спокойно готовить, орет, не затыкаясь, и что у тебя от этого голова раскалывается. После чего повернулась к попугаю и угрожающе прорычала: «Еще раз заорешь – убью!» Ты положила нож возле клетки, словно напоминание, и повела меня в комнату. Я испытала облегчение, что досталось попугаю, а не мне, – хотя мне вроде было и не за что.
На всякий случай я села сразу за уроки, чтобы просьба передохнуть тебя не разозлила.
ДЕСЯТЬ
Мне десять, и осенью меня приняли в пионеры. Это было так торжественно и красиво! Нас пригласили в папину академию, где мы произносили клятву и получали алые галстуки в обмен на свои звездочки. Я видела, как папа мной гордился. Он был такой красивый в военной форме. И нам было так здорово идти вместе, держась за руки, по бульвару, усыпанному шуршащими под ногами разноцветными листьями. Счастье!
В середине февраля нашу учительницу попросили подготовить двух учеников для поздравления членов политбюро на трибунах Мавзолея. Для школы это было событие вселенского масштаба. И в список возможных участников вошли я и Дана! Я ликовала, ведь это означало, что меня признали лучшей в классе, да что там в классе – в школе. Меня покажут Девятого мая по телевизору: я буду вручать цветы какому-то очень важному дяденьке или заслуженному ветерану. От этих мыслей кружилась голова. Тебя, правда, это не слишком волновало, но я думала, что, когда ты увидишь меня по телевизору, ты точно обрадуешься.
Фамилии несколько недель согласовывали. И сегодня объявили, что выбрали Дану – пойдет только она. Дома я с горечью рассказала тебе, что меня вычеркнули из списка. Ты ухмыльнулась: «Конечно, ведь твой папа лейтенант, а не генерал, как у Даны». Ты равнодушно отвернулась к плите, а я прошмыгнула в комнату. Слезы душили, и я тихонько поплакала, пока ты не позвала за стол.