Рассказ гонца повис в воздухе. Старый боярин Светозар, уже принявший крещение и известный своим благочестием, торопливо осенил себя крестным знамением.
– Дела бесовские… Прогневали Бога нового, вот он и попустил нечисти творить свои дела, дабы мы укрепились в вере!
– Или богов старых забыли! – яростно выкрикнул с галёрки Свенельд, широкоплечий дружинник, на чьей шее все еще висел серебряный молот Тора, унаследованный от отца-варяга. – Перуна в реку сбросили, капища порушили! Вот земля и перестала нас защищать!
Князь Владимир резко стукнул ладонью по подлокотнику своего кресла. Звук получился сухим и громким, как удар топора. Споры мгновенно утихли.
– Знаки. Были какие-нибудь метки на домах пропавших? Или в лесу? – спросил он, глядя прямо в глаза Остапу. Его интересовали не боги, а факты.
Остап судорожно закивал, и в его глазах снова вспыхнул первобытный ужас.
– Были, княже. После того, как Аленка пропала, мы нашли на двери её избы… знак. Словно пальцем начертан чем-то темным… липким. То ли грязью болотной, то ли кровью запекшейся. Я… я его срисовал.
Дрожащей рукой он полез за пазуху своей разодранной рубахи и извлек оттуда грязный, сложенный в несколько раз кусок бересты. С трудом развернув его, он протянул князю.
Владимир взял бересту. На белой, гладкой поверхности ногтем или щепкой был грубо, но четко процарапан символ: изогнутая линия, похожая на серп, но с лезвием, зловеще обращенным внутрь, на саму себя. А от рукояти серпа вниз уходили три короткие, рваные черты, словно капли, стекающие с лезвия, или темные корни, уходящие в землю.
Князь поднес бересту к свету факела. Бояре и старшие дружинники сгрудились вокруг, вглядываясь в странный рисунок. Радомир, не в силах больше оставаться в стороне, подошел почти вплотную. Его сердце стучало так, что, казалось, все в гриднице слышат этот гул.
– Мара… Это же знак Мары, богини смерти и зимы, – прошептал кто-то за спиной Радомира.
– Похоже, – ровно ответил старый воевода Добрыня, прищурив свой единственный зрячий глаз. Он повидал на своем веку много знаков и символов. – Но не совсем. У обычного знака Мары нет этих… капель. Или корней. Это что-то иное. Искаженное. – Он нахмурился, вглядываясь в рисунок. – Словно… черная жатва. Словно кто-то не просто чтит смерть, как неизбежность, а пожинает жизни, собирая их как урожай.