– Правильно ли я поняла, что дело касается Веры Зубовой? – с места в карьер спросила я. Других причин я просто не видела.
– Этим делом занимаюсь я, – громко пояснила девушка. – А капитан Черёмухин выполнял мой приказ.
– Молодым везде у нас дорога! – продекламировал кто-то из мужчин.
– Вольному воля, да, товарищ Казбич? – подхватил другой.
Внешне она никак не отреагировала на реплики, а я так вообще ничего не понимала.
– Поторопился ты, Тёмыч, такую свидетельницу мимо себя пропустил, – заметил ещё один. – Глядишь, вечером бы в киношку собрались! Девушка, а вы какое кино предпочитаете?
У меня возникло стойкое ощущение, что приехала я зря. Если бы дело приобрело новый оборот, то вряд ли сопровождалось шуточками, смеяться над которыми совершенно не хотелось.
У девушки, судя по всему, было такое же мнение.
– Вы не могли бы перейти в другой кабинет? – неожиданно ледяным тоном велела она.
Мужчины забухтели, но всё же собрали нехитрые закуски и недовольной толпой ринулись вон из кабинета.
– Удачи! – язвительно улыбнулся, а затем подмигнул мне Черёмухин.
– Начальство на выходных, – скупо пояснила девушка, и это не было похоже на извинение. Скорее, на констатацию факта. – Давайте знакомиться. Меня зовут Воля Дмитриевна Казбич, я следователь.
– Как? Воля?
– Да, Воля. Имя такое.
Я не могла удержаться от того, чтобы самым наглым образом не рассматривать её. С точки зрения художника, красота – понятие относительное и в контексте искусства всегда дополняется присущими определённой эпохе особенностями. Я сидела чуть левее и, когда она поднимала голову, отрываясь от раскрытой папки, видела её профиль с правой стороны. У неё были идеальные пропорции черепа, прямой нос, ровный округлый подбородок и красивые пухлые губы.
Но левая сторона её лица была обезображена шрамом, который начинался над бровью, делил её пополам и криво уходил через верхнее веко к скуле. Несмотря на это довольно-таки отталкивающее зрелище, я вдруг поймала себя на мысли, что получаю эстетическое наслаждение от его вида. Сложно объяснить. Возможно, именно факт того, как она держалась, совершенно не смущаясь уродливого шрама, придавал законченность её образу.