Сущность этого воздуха и была именно тем, что я стал описывать. Мне захотелось передать сам живой звук истории, частью которой я стал, не только мгновенный рисунок событий, но и их фон, который не менее важен, чем сами события.
Когда я начал писать, то и понятия не имел, что текст будет расти как бы сам собой, диктовать нечто новое, складываться в отдельные главы, оформляться в книгу. Это произошло в поездке, совсем, казалось бы, ненужной, странной. Я был в Египте, совершенно один, без всякого желания ходить на пляж и вести курортную жизнь.
Я тогда выпал из реального времени: поздно ложился спать, потому что писал ночью; появлялся на пляже, когда солнце начинало заходить; плавал короткое время утром, при этом смотрел на рыб в глубине больше, чем на людей вокруг.
Люди в моем рассказе были гораздо зримее и живее, чем те, что находились рядом со мной на курорте. И описываемое время, такое зримое, реально ощущаемое, ярко проявляясь, уходило уже навсегда. С грустью я перекладывал его в какой-то архив, и казалось, что коснуться вживую тех событий уже не придется.
В рассказе я опять был очень молод, потому что всплыл период, когда было ясное чувство, что все только начинается. Я не знал, что заканчивается сейчас, когда я писал эту книгу, но я ясно ощущал, что уже надвигается другая эпоха.
Это был текст о началах. Об истоках, о блаженной юности, когда неважно, сколько тебе лет на самом деле, а важно, что у тебя есть силы с улыбкой начать опять с чистого листа.
Через мой рассказ конечно же просвечивает прошлое, но оно не мешает, потому что от этого только ярче виден сегодняшний день.
Собственно, тогда, когда события происходили, в той дали никакой безмятежной юности не было, все было наполнено озабоченностью, интересом, желанием успеть. В том-то и дело, что пережить это по-настоящему вдруг оказалось возможным именно сейчас, по мере появления льющихся строк моего повествования.
«Групповая психотерапия – это когда вы и еще 10–11 вполне приличных с виду людей садятся в кружок и ждут, что ведущий группы будет что-то делать. Чего – ха-ха! – в большинстве подходов группа так и не дождется и начнет бултыхаться сама, обычно в форме безобразных склок».
Екатерина Михайлова, «Словарь скептика»
Я познакомился с Пайнсом на Международной конференции по групповой психотерапии в Амстердаме в 1989 году. Это был мой первый выезд из страны, состояние которой тогда представляло из себя нечто среднее между разрухой и целиной. И то и другое было явлено в избытке, причем часто буквально через дорогу. Мы были бедны как церковные мыши, потому что время, когда деньги не особенно нужны и их вроде как всегда хватает, уже прошло, а время, когда пришли другие деньги и способы их зарабатывать, еще не настало. Голландия, где добывавший на пропитание пением на улице человек свободно и с шиком говорил на четырех языках и был одет так, как, по нашему мнению, стоило быть одетым, например скромному лорду, была для нас совершенно другим миром, иной планетой. Впечатлений было так много, что глаза у нас были, как у собаки из андерсеновской сказки про волшебное огниво, которое она охраняла от настырного солдата и прочих проходимцев.