– Мамуля, привет!
Я уехала на дачу, ключи взяла без твоего разрешения, надеюсь, ты на меня не рассердишься за это. Я хочу некоторое время пожить загородом.
Теперь попытаюсь объяснить, почему не стала ждать твоего пробуждения. Ма, вчера вечером я делала попытки растолковать тебе, что я решила круто поменять свою жизнь – расстаться с Виталием и уйти с работы. Но мои слова отскакивали от тебя, как от стенки горох. Ты почему-то определила мои откровения, как очередной бзик, который наутро пройдет. Хотя кому, как не тебе, известен мой характер. Я не бросаю слов на ветер, это решение выстраданное, хорошо обдуманное. Поэтому мне легче не выслушивать твою аргументацию и уговоры, все равно дискуссия ничего не поменяет.
Ма, большая просьба – наведайся, пожалуйста, в мою квартиру, забери Фифу, приюти ее на время, пока я не вернусь в город. Кошка не в курсе моих семейных перипетий, она не должна страдать из-за моего кульбита. Ключи от квартиры я оставила на тумбочке в прихожей.
Мамуль, самое главное не переживай, у меня все хорошо!
Не нагружай свое больное сердце бесполезными раздумьями о том, как надо было мне поступить, если бы я была умной девочкой. Номер телефона я поменяла, оставляю тебе его на случай, если тебе понадобится моя помощь. Надеюсь, ты понимаешь, что я не хочу пока ни с кем общаться, поэтому никому (от слова вообще) не давай мои координаты.
Целую, твоя Вика.
Некоторое время Светлана Михайловна сидела, застыв в оцепенении. Наконец, выйдя из ступора, она стала перечитывать письмо, потом еще и еще, так несколько раз. Бедная женщина надеялась, что она неправильно поняла текст дочери.
– Вика – такая юмористка, не иначе, сейчас я просто не могу понять ее шутку. Дай бог памяти, как же это называется в лексиконе дочери? Точно, вспомнила! Она называла такие шутки сленговым словом «прикол». Может это – прикол?
Зачитав письмо до дыр, Светлана Михайловна поняла, что глупо тешить себя мыслью, о каком-то юморном подтексте. Все очень серьезно, и надо с этим смириться. Фантазия защитной реакции организма бедной женщины, придумывающего дурацкие версии, была истощена. И тогда Светлана Михайловна разрыдалась, как деревенская баба в голос, протяжно завывая, лишь иногда сквозь вой и всхлипывания вырывался истошный крик:
– Вика, зачем ты повторяешь мою судьбу!