– Е-е-ебаный насос, – протянул Стрижак. Эти слова описывали ситуацию вернее некуда, хотя под волосами обнаружился вовсе не насос, а совершенно другое устройство. На бледном, надо сказать, весьма симпатичном личике вместо рта блестело заостренными краями какое-то хитроумное устройство, больше всего похожее на закрученные спиралью вал-шнеки для все той же мясорубки, заменявшие, по-видимому, пленнице и язык, и зубы. По краям виднелись хитросплетения пружин и шестеренок, меж которых застряли темные ошметки.
– Что это за херня? Не трогай, блядь! – взвизгнул Стрижак, дав петуха, когда Валик, будто завороженный, протянул руки к этим вал-шнекам. – Хочешь, чтобы она тебе пальцы отхватила? Хер знает, че у нее в башке. Ну, кроме мясорубки, – нервно хихикнул он.
– А она походу слепая, – заметил Кит. Действительно, глаза девчонки были настолько поедены то ли катарактой, то ли глаукомой, то ли еще каким-то страшным заболеванием, что невозможно было различить, где заканчиваются белки и начинаются радужные оболочки – изорванные, размазанные клочьями по глазу, как растекшееся по горячей сковороде яйцо. Единственными темными пятнами были жуткие черные полоски, идущие через глаз поперек.
– И глухая, – подвел итог Валик. Обернулся на Стрижака. – Слепая, глухая, сидит здесь запертая в подвале, без света, воды и еды. А мы сейчас закроем дверь, уйдем, и остаток лета будем делать вид, что ничего здесь не видели, да? Или остаток жизни? Так, Дрон?
– А-а-а, да пошел ты нахуй! На словах ты Лев Толстой, а когда Мысин с тебя спрашивать придет – струю по ноге пустишь…
– Кстати. А куда она это… ну, в туалет ходит? – невпопад задумался Кит.
– Под себя, блин! Какая вам разница? Сами выяснить хотите? – Стрижак смотрел на друзей с отчаянием. – Кит, ну ты-то ему скажи! Кит?
Толстяк внимательно смотрел на девчонку, что-то прикидывал в своей щекастой, почти прилипшей напрямую к плечам, лишенной шеи, башке. Наконец, он подошел к стене, куда крепилась цепь, державшая пленницу и с негромким «клак» отцепил ее. Истолковав повисшую в помещении тишину по-своему, прокомментировал:
– Да тут обычный карабин. Сама могла бы отцепиться, наверное…
– Видишь? Значит, ей здесь нормально. Мож живет она тут, не ебу. Валик, я тебя как пацана прошу – давай уйдем, а? – впервые в голосе пробивного и бесстрашного Стрижака друзья услышали просящие и даже жалобные нотки. – Ты ж не знаешь, кто такой Мысин, а я знаю. К нему воры на поклон ходят. И с чехами знается. Знаешь, что чеченцы в войну делали?