Координаты вели к деревянному двухэтажному дому – обшарпанному, серому, с покосившейся калиткой. Дом казался нежилым: облупившаяся краска, выбитое стекло в верхнем окне, ковры вместо штор.
Но дверь была не заперта.
В деревне, казалось, никто не жил. Или почти никто. Я видел несколько стариков – один сидел на лавке и пил воду из жестяной кружки, другой подметал крыльцо, третий кормил куриц. Никто не смотрел в мою сторону. Будто не замечали.
Я достал ключ и сжал его в кулаке. Варя не стала бы звать просто так. Не для розыгрыша. Или…
Или всё это – новое представление.
Дом внутри оказался просторнее, чем выглядел снаружи. Пахло кислым – как от прокисшей капусты и старых половиц. Я вошёл и застыл – передо мной тянулся длинный коридор, увешанный коврами и фотографиями. Дверей было много, слишком много для обычного дома – они прятались по обе стороны. И всюду висели советские ковры со стандартным узором. Будто кто-то нашёл склад ковров, законсервированный в семидесятых годах прошлого века.
Рядом висела другая фотография, почти выцветшая – белое пятно. На ней кто-то, возможно парень, обнимал Варю за талию. Лица почти не видно. Только приглядевшись, я понял: глаза у фигуры были выколоты. Кто-то аккуратно проколол фото в двух точках.Я подошёл к стене. Среди пожелтевших снимков заметил знакомое лицо – Варя. Внутри сразу вспыхнуло приятное тепло. Улыбка у неё была лукавая, как у человека, задумавшего что-то весёлое и безумное.
Я вздрогнул и крикнул:
– Эй! Есть кто живой?
Из глубины дома донёсся шорох. Послышалось шарканье – будто кто-то тащил тапки по деревянному полу. Из-за угла показалась старуха – она держала в руке гранёный стакан в подстаканнике и медленно что-то в нём помешивала.
– Чего орёшь? Ты кто такой?
Я достал помятую записку:
– Мне Варя прислала. Сказала – приехать. Это она, вот – на фото.
Старуха уставилась на меня, моргнула и лениво бросила:
– В подвале.
– Где подвал? Как мне…
Но она уже повернулась и ушла, исчезнув в дверном проёме.
Я пошёл наугад, открыл одну из дверей – спальня. Всё в пыли: комод, зеркало, старые занавески. В углу сидела кукла – почти в полный рост. Кукла-мальчик, лет тринадцати. Страшно правдоподобная. У неё не было глаз.
Я подошёл к зеркалу, протёр его рукавом – и на миг замер. В отражении за моим плечом что-то мелькнуло. Едва уловимое движение. Будто ожил рисунок с записки. Жёлтое, круглое существо.