Главное, что качка прекратилась. Вообще. Полностью. И наступил долгожданный и такой невозможный на море покой.
Вскоре молодость взяла свое, лица женщин порозовели, глаза смогли сфокусироваться вначале на потолке, потом на окнах, в которые било яркое зимнее солнце. Так что к следующей склянке они смогли встать и даже дойти до двери. Графиня понемногу твердеющей походкой вышла на палубу, оставив в каюте служанку, занявшуюся уничтожением последствий морской болезни.
Получилось у Жюли не очень – за борт вылетело не только содержимое таза, но и сам таз, ударившись о выпуклый, выступающий почти на метр от палубы борт флейта и оставивший на нем несимпатичное пятно. Стоявший рядом огромный и косматый боцман сделал вид, что ничего не произошло, и деликатно (господи, откуда такие манеры на море!) поддержал девушку за локоток.
– Позвольте вам помочь!
С ума сойти!
Гиллмор, беседовавший о чем-то на шканцах с Буагельбером, уставился на эту сцену только что не выпучив глаза.
Старпом, проследив за взглядом гостя, закашлялся, прервал разговор и заорал во всю глотку:
– Гастон, якорь тебе в задницу, делать нечего? Опять у тебя команда бездельничает!
Эту сцену графиня наблюдала, усевшись на канатную бухту. В кое-как зашнурованном на спине платье, поверх которого был небрежно наброшен подбитый мехом плащ, с растрепанными волосами. Не до изысков, лишь бы в себя прийти. И плевать, что подумают окружающие.
Смущенный, вроде бы даже покрасневший боцман опрометью бросился на бак распекать моряков, и без того рьяно драивших идеально чистую палубу и ярко сверкавшие медяшки. Жюли скользнула в каюту, а мадам де Ворг даже не попыталась сдвинуться с места. Лишь едва заметно улыбнулась, почувствовав, что мир вокруг раскачивается все меньше и меньше. Можно сказать, вообще остановился.
Гиллмор спустился на шкафут[10] и, не спросив разрешения, сел рядом.
– Не обращайте внимания на этих грубиянов, Адель. На море нравы простые, а моряки отродясь в карман за словом не лезли. Как себя чувствуете?
– Как вывернутая курица. Перьями внутрь.
М-да, благородная госпожа, видимо, тоже не всю жизнь провела в парижских салонах.
– Это морская болезнь, она мало кого щадит. Но ничего. К счастью для вас, хотя и к сожалению для нас, мы попали в штиль. Скоро все наладится.
– Черта с два! Хотя… может быть, вы и правы. По крайней мере желание сдохнуть прямо здесь и прямо сейчас куда-то ушло. Надеюсь, навсегда. Но желания двигаться нет никакого, так всю жизнь на этих веревках бы и просидела.