– Поживимся?
Браво взглянул на часы – 14:30, до сумерек время есть, и первым спрыгнул с брони. Фугас последовал за ним и оказался невысоким, щуплым, пожилым бойцом, на голову ниже напарника.
Змей, Джеки и Пухляш спрыгнули с бронетранспортера с другой стороны.
– А? – спросил Фугас.
– Старый укроповский опорник, – объяснил Браво.
Опорник тянулся метров на двести в лесопосадке под прямым углом к дороге и той посадке, где укрылись обе машины. Браво и Фугас первыми перешли через дорогу.
– Ты чего нос повесил, – Браво не спрашивал Фугаса, он делал замечание.
Едва достававший до его плеча Фугас взглянул на молодого товарища исподлобья и с недоумением:
– Нас как учили? Разбиться по секторам и смотреть под ноги! Мы ж саперы!
Ветерану обеих чеченских Фугасу шел шестьдесят первый год, но на украинскую войну он попал впервые, потому внимательно слушал Браво, набирался опыта.
– Теперь главный враг не мины, а беспилотники, – с серьезным видом заявил Браво, – двадцать процентов времени смотришь под ноги, восемьдесят процентов – в небо!
Они синхронно шмыгнули носами и одинаково поморщились. От бывшей позиции хохлов веяло тяжелым трупным запахом.
Браво и Фугас остановились, обернулись – Пухляш, Джеки и Змей переходили дорогу. Фил и Манчестер – экипаж «урки» – остались с машинами.
– Разделимся! Лёнчик! – Пухляш указал Браво стволом автомата в дальний конец искореженной артиллерией лесопосадки.
Браво скривился от фамильярности и ускорился.
– Чтото не так? – от Фугаса не ускользнула гримаса товарища.
– Я ему не Лёнчик, я Леонид.
– Как Брежнев?
– Как спартанский царь, – Браво понизил голос.
– Ладно – ладно! Шучу! Помню! – Фугас развеселился. – Царь Леонид. Древняя Греция. Фермопилы, персы и все такое. В школе, чай, обучены.
Трупов, конечно, не как на картине Васнецова, но… много. Разбросанные в беспорядке, в тех позах, где их настигла смерть, изломанные большими калибрами тела и побуревшие от времени лица казались обожженными. Хотя… Такое вполне могло быть.
– Понял теперь, почему наши не стали тут закрепляться? – спросил Браво.
Фугас стиснул зубы и не ответил.
До основной линии нашей обороны было метров восемьсот, а до нуля около двух километров.
Ну и вонь! Тысячи мух кружились над разбитым опорником и жужжанием могли заглушить любой коптер.
Вонь! Привыкнуть к ней невозможно. Браво разглядел темную складку входа в блиндаж и направился туда. Опорник разрушили еще весной, но жизнь брала свое – переломанные деревья пустили листву, и как могли, норовили укрыть погибших.