За полчаса до закрытия Аманда засобиралась домой – «маленький скучает».
– Ты тоже иди, – высунулся Пирс из подсобки. Кудри были скручены на затылке в фигу, на кончике носа еле-еле держались очки. – Мне тут всё равно кое-что надо закончить, а посетителей вроде нет.
Тина молча кивнула, глотая дурацкий всхлип, с силой потёрла глаза и выскочила на улицу.
Домой идти не хотелось.
Она долго плутала по боковым улочкам, пока не стемнело окончательно. Заскочила в супермаркет, докупила кошачьего корма, обезжиренных йогуртов и хлеба. Зачем-то схватила банку оливок, пусть и знала, что вряд ли откроет её; взяла кофе навынос и выпила его, сидя на низенькой оградке чьего-то садика. Гортензии, серые в ночном сумраке, колыхались на ветру, словно клубы пены, – точно так же, как прошлым летом.
И позапрошлым.
«Ничего не меняется».
Намотав на запястье шуршащие ручки целлофанового пакета, Тина медленно брела по дороге – мимо закрытых магазинов, мимо стадиона, освещённого тусклым прожектором на длинной, шаткой с виду мачте. Мост через Кёнвальд выглядел как сувенирная открытка: широкая каменная дуга, грубоватая и древняя, два жёлтых фонаря – по одному на каждом берегу, согбенные ивы, полощущие ветви в реке. И вода – чёрная, глянцевая, непроглядная.
Оказавшись на мосту, Тина поставила пакет у ног и перегнулась через перила. Камень ещё не успел остыть; прикасаться к шершавой, рельефной поверхности было приятно. Собственное отражение внизу напоминало то ли утопленника, то ли удавленника; замшевый пиджак цвета топлёного молока скорее походил на саван, а свесившаяся через плечо коса – на висельную верёвку. Луна плавала рядом, большое сияющее пятно, единственное по-настоящему яркое, словно свет от фонарей увязал в воде, как мошкара – в мазуте.
Тоска, смутная после ночного кошмара, стала теперь невыносимой.
– Кто-нибудь, – выдохнула Тина шёпотом с такой страстью, какой сама от себя не ожидала. – Кто-нибудь, пожалуйста… Забери меня отсюда.
Пальцы точно примёрзли к перилам.
Мигнул и погас правый фонарь, затем левый, с тихим хлопком. Луна в реке покачнулась и поплыла против течения, размазываясь по глади реки призрачным человеческим силуэтом. Ветер всколыхнул ивовые ветви, вывернул до противного, стонущего скрипа, ударил в спину – холодно, холодно, слишком холодно для лета. Река выгнулась навстречу мосту, и в мертвенном лунном свете, расплёсканном по воде, из глубины проступил бледный лик…