– Х-ха!
Тина с усилием выпрямила спину, точно судорогой сведённую, отодрала ладони от перил, кажется оставляя ошмётки кожи, – и побежала, сперва вниз, с моста, потом по дороге, вдоль парка, и вверх, по холму, всё быстрее, сильными размашистыми шагами, иногда вовсе не чувствуя под ногами земли. Кое-как добралась до дома, отомкнула дверь с третьей попытки, задвинула щеколду.
Колени ослабели.
До спальни она добиралась ползком и залезла под одеяло, как была – в пиджаке и джинсах. Тряслась почти до самого утра, едва чувствуя, как кошки сбегаются и укладываются вокруг тёплым мурчащим кольцом.
«Я сказала не те слова, – проносилась по кругу одна и та же мысль. – Неправильные слова в неправильном месте. И меня услышали. Услышали…»
Но в дверь так никто и не вломился. Будильник прозвенел ровно в половине седьмого, приглашая на пробежку.
У порога обнаружился забытый на мосту целлофановый пакет – мокрый насквозь, с кошачьим кормом, хлебом, йогуртом, но почему-то без банки оливок.
Глава 2
Назойливое внимание
Первым порывом было избавиться от пакета, как избавляется от улик серийный убийца: вырыть яму в саду, залить бензином и поджечь. Но вместо этого Тина разрезала намокший хлеб на ломти и подсушила в микроволновке в режиме гриля, корм одинаковыми горками рассыпала по шести мискам – и обессиленно уселась на холодный пол, поджав под себя ноги. Кошки, изголодавшиеся накануне, набросились на угощение с хищным урчанием. Королева, наполовину опустошив свою миску, принялась тягать сухарики по одному – цепляла когтистой лапой, долго гоняла по плитам и только потом лениво, нехотя разгрызала.
«Охотится, – отстранённо подумала Тина. – Или играет. Интересно, а со мной?..»
Доводить эту мысль до логического конца – река, призрак в воде, погасшие фонари, невесомые шаги за спиной, цепочка холодных капель на пороге – не было никакого желания.
Пиджак давил на плечи; футболка пропахла по́том. Когда Королева потёрлась хребтом о колено, а потом вдруг чихнула, Тина словно очнулась. Вскочила на ноги, поставила наконец чайник, грохнула во френч-пресс целые две с половиной ложки кофе и поплескала в лицо водой, в три погибели согнувшись над маленькой раковиной. Глаза горели; веки у отражения в стеклянной дверце были гротескно распухшими, глаза – по-кроличьи красными, а не серо-голубыми.