Старый пастух, Кеван, выглядел так, будто сама земля пыталась втянуть его обратно. Сгорбленный, кожа, как выдубленная кора, глубоко изрезанная морщинами. Его руки, узловатые и темные от солнца, не находили покоя. Он мял в них свою потрепанную войлочную шапку, крутил ее, сжимал, будто пытаясь выжать из нее ответы или мужество. Взгляд его, водянисто-серый, постоянно скользил мимо Адалара, цепляясь за безмятежно щипавших траву овец, за линию горизонта, за что угодно, лишь бы не встречать стальных, неумолимых глаз воина.
«Говори, Кеван, – голос Адалара был низким, ровным, но в нем, как натянутая тетива, вибрировала сдерживаемая ярость. – Ты пас овец у Скал Воронов три дня назад. В ночь, когда осквернили Святилище. Что видел?»
Старик дернул головой, словно от мухи. «Ни… ничего, господин Адалар. Темнота… ветер шумел… Овцы беспокоились… Я спал у костра…». Шапка в его руках закрутилась с новой силой. Его пальцы дрожали.
Адалар не чувствовал привычного сигнала – того ледяного или колючего предупреждения, что означало ложь. Шепот Ангела молчал. Старик не лгал о том, что спал. Но он умалчивал. Страх исходил от него волнами, густой, липкий, как смола. Страх не перед Адаларом, а перед чем-то иным, куда более страшным.
«Не спал ты, старик, – Адалар сделал полшага вперед. Его тень накрыла Кевана. – Ветер стих к полуночи. А овцы забеспокоились позже. Ты слышал. Ты видел. Кто прошел к Святилищу?» Господи, дай терпения. Не дай ярости взять верх. Не убий… даже ложью. Мысль о расколотом алтаже, о пропавшем брате, о потерянном Кресте жгла изнутри, но стальной стержень веры удерживал его на месте. Рука не тянулась к мечу. Пока.
Кеван съежился еще больше. Его взгляд, дикий, как у загнанного зверя, метнулся к Адалару и тут же отпрянул. Он закашлялся, судорожно, в кулак. «Люди… – прохрипел он, едва выговаривая слова. – Не наши… Не походкой…».
«Какие люди?» – давление в голосе Адалара усилилось минимально, но старик вздрогнул, будто от удара кнута.
«Тени… – прошептал Кеван. – Быстрые… как волки. И… и шкуры…». Он замолчал, глотая воздух. Шапка была почти разорвана в его руках. «На плечах… волчьи шкуры… Головы… головы звериные…». Он резко, нервно провел рукой по шее, как будто сбрасывая невидимый ошейник. В этот миг, когда его голова наклонилась, Адалар увидел.