Глава 2: Ворота под Облаками
Утро застало их в пути. Серое, промозглое, с колючей изморосью, пробиравшей под одежду. Радомир шел, опираясь на грубо сработанный посох из ясеня, подаренный Веселой. Боль в бедре была теперь глухой, ноющей, но терпимой – мазь вдовы-охотницы творила чудеса. Каждый шаг отзывался в ране, напоминая о цене выживания, о тех пятерых варягах, что обратились в пепел от его неконтролируемой ярости. Образы их обугленных тел преследовали его, как тени в предрассветном тумане.
Весела двигалась бесшумно, словно часть леса, что сжимался вокруг узкой, почти невидимой тропы. Она выбрала путь через глухие болота и буреломы – длиннее, но безопаснее от варяжских дозоров. На ней был потрепанный, но прочный кожух, поверх – плащ из грубой ткани, выкрашенный в грязно-зеленые и бурые тона, сливавшиеся с осенней чащей. За спиной – лук и колчан со стрелами, на поясе – нож и топорик. Ее глаза, темные и зоркие, постоянно сканировали окрестности, уши ловили каждый шорох.
«Держись ближе ко мху, – прошептала она, указывая на зыбкую тропку между кочек, поросших багряным багульником. – Тверже. И тише. Варяги патрулируют сухие дороги, но и сюда могут заглянуть. Особенно их… звери.»
«Волкодлаки?» – хрипло спросил Радомир, вспоминая того огромного пса с горящими глазами.
Весела кивнула, лицо напряглось. «Да. Чуют за версту. Слышала, их рунами делают. Берут волка или пса сильного, ломают ему душу руной, вживляют… И служит он хозяину-варягу, как раб. Звериная сила да человечья злоба вместе.»
Радомир содрогнулся. Такое извращение жизни, природы… Оно отзывалось в нем тем же жгучим гневом, что спалил мародеров. Он сжал кулак на посохе, почувствовав внутри смутное, опасное тепло. Нет. Не сейчас. Не здесь. Он мысленно сдавил эту силу, загнал ее поглубже, в ту холодную пустоту, что осталась после взрыва.
Шли часами. Болото сменилось густым ельником, где царил вечный полумрак и пахло сыростью и хвоей. Воздух здесь был иным, чем на пепелище – тяжелым, древним, пропитанным тихой, дремучей силой. Радомир чувствовал ее кожей – не колючую чужеземную магию варягов, а что-то старое, глубокое, как корни вековых деревьев. Иногда в чаще мелькали тени – слишком быстрые для зверя, слишком бесшумные. Слышался шелест, не от ветра. Чувствовался чей-то незримый взгляд.