.
Французский посол в России М. Палеолог продолжает свою запись в дневнике, сделанную 21 апреля 1917 г.: Ленин – «утопист и фанатик, пророк и метафизик, чуждый представлению о невозможном и абсурдном, недоступный никакому чувству справедливости и жалости, жестокий и коварный, безумно гордый. Ленин отдает на службу своим мессианистическим мечтам смелую и холодную волю, неумолимую логику, необыкновенную силу убеждения и уменье повелевать. / Судя по тому, что мне сообщают из его первых речей, он требует революционной диктатуре рабочих и крестьянских масс; он проповедует, что у пролетариата нет отечества, и от всей души желает поражения русской армии. Когда его химерам противопоставляют какое-нибудь возражение, взятое из действительности, у него на это есть великолепный ответ: "Тем хуже для действительности"… Субъект тем более опасен, что говорят, будто он целомудрен, умерен, аскет»108.
Ленин – это примерное воплощение сознания глубинки, русской старины, юродивый гуманист, Распутин в усовершенствованном виде, изрекающий истину бытия о величайшей справедливости всеобщего миропорядка. Его одновременно отвергают за наклонности впадения в шизофреническое сумасшествие, но в то же время вожделенно почитают, следуя за ним в надежде, наконец, обрести мир всеобщей справедливости, очиститься от всевозможных грехов-предрассудков довлеющего мира несправедливости. Это внутреннее содержание борющегося с Богом духа русской церкви, воплощение глубинной связи с северным богом, с тайными откровениями о непревзойдённости принципа справедливости в его абсолютной чистоте и состояния супер-само развития.
Русский философ Н.В. Устрялов так описывает Ленина и российскую историю этого периода: «Мы переживаем теперь какое-то магическое оживотворение всей истории русской политической жизни на фоне глубокой болезни нашего государственного организма. И пусть образы этой мысли в их нынешней лихорадочной интерпретации нередко похожи на бред, – все же это бред великого народа… Нет, ни нам, ни "народу" невместно снимать с себя прямую ответственность за нынешний кризис – ни за темный, ни за светлый его лики. Он – наш, он – подлинно русский, он весь в нашей психологии, в нашем прошлом, − и ничего подобного не может быть и не будет на Западе… И если даже окажется математически доказанным, как это ныне не совсем удачно доказывается подчас, что девяносто процентов русских революционеров – инородцы, главным образом евреи, то это отнюдь не опровергает чисто русского характера явления. Если к нему и приклеиваются "чужие" руки, – душа у него, "нутро" его, худо ли, хорошо ли, все же исконно русское, – интеллигентское, преломленное сквозь психику народа»