Начало деятельности на посту министра юстиции было целенаправленным. Одно за другим следовали предписания немедленно освободить всех заключенных по политическим и религиозным мотивам, распоряжения Енисейскому губернатору о немедленном освобождении депутатов Государственной думы от социал-демократических* фракций, приказ о прекращении дела об убийстве Григория Распутина и т. д. Все это способствовало росту его популярности по всей стране. Им была начата реформа суда – установлена его независимость, мировые судьи заменялись «временными судами» в составе судьи и двух заседателей – из представителей армии и рабочих. В целом, несмотря на все трудности, порожденные войной и развалом старой администрации, Временное правительство провело в жизнь широкую законодательную программу по принципу христианских демократических государств. Деятельностью во Временном правительстве Керенский будет гордиться даже в последние годы жизни, повторяя, что Ленин осенью 1917 г. в статье «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» признал: «Революция сделала то, что в несколько месяцев Россия по своему политическому строю догнала передовые страны»167.
После Февральской революции, ни один министр Временного правительства не мог позволить себе отказаться от приема делегаций и приглашения выступать на митинге, Керенский же, как никто, преуспел в этом, особенно в летние месяцы 1917 г., выступая на бесчисленных митингах и конференциях с участием всех слоев общества. Участвуя в Московском совете, при обсуждении вопроса о судьбе свергнутого монарха, и понимая, что многие из его членов склоняются к идеи якобинского террора, он заявлял: «Маратом русской революции я никогда не буду»168. Керенский был и одним из инициаторов создания коалиционного правительства, считая, что это позволило бы «более реально отразить действительную расстановку сил в стране»169.
Встав во главе второго коалиционного правительства, Керенский получил от ВЦИК неограниченные полномочия для восстановления дисциплины и титул «правительство спасения революции» но, как и прежние правительства, оно не спешило ими воспользоваться, пыталось вести страну демократическим путем к Учредительному собранию.
Английский посол Бьюкенен пишет: «Керенский был единственным министром, в личности которого, если и не было полной симпатии, то было что-то притягательное, что не могло не произвести впечатления. Как оратор, он обладал магнетическим даром, который завораживал аудиторию, и в первые дни революции неустанно стремился привить рабочим и солдатам часть своего патриотического пыла. Но, выступая за то, чтобы вести войну до конца, он осуждал любую идею завоевания, и когда Милюков заговорил о захвате Константинополя как об одной из военных целей России, он тут же отрекся от него. С его влиянием на массы, с его личным превосходством над коллегами и в отсутствие какого-либо квалифицированного соперника Керенский был единственным человеком, на которого мы могли положиться, чтобы удержать Россию в войне»