– Я правду говорю.
Чжун Юэлоу помолчал, а затем спросил:
– А тебя вообще что-нибудь беспокоит?
Я немного помялся.
– Не могу сходить по-большому.
– Не можешь?! Почему?
– Не знаю.
Чжун Юэлоу удовлетворенно шлепнул меня по заднице и пробормотал:
– Раз не срешься, значит, годишься!
Чжун Юэлоу ушел, а я получил приказ немедленно явиться во временный медицинский пункт. Я оказался единственным человеком в штабе, у которого не было диареи. Мое плохое настроение, которое я объяснял затянувшейся дождливой погодой, моментально испарилось. Однако уже через несколько дней работа в лазарете мне наскучила. Заболевших холерой нужно было быстро помещать на карантин в бамбуковые хижины – их построили за двумя невысокими холмами в пихтовых зарослях в нескольких ли от основного лагеря. Перевозка больных туда и обратно по раскисшим горным тропам очень сильно выматывала меня. Больных холерой солдат по дороге в карантинный лагерь рвало так, как будто они хотели выблевать не только все содержимое своих желудков, но и внутренности. Даже с помощью двойной марлевой повязки я не мог заглушить резкий, едкий запах.
Эпидемия холеры продолжалась до поздней осени, и лишь незадолго до зимы болезнь удалось взять под контроль. На следующий месяц было запланировано начало боевых действий, но так как я не получил никаких распоряжений о возвращении в штаб, я остался в лазарете.