Иероглиф - страница 39

Шрифт
Интервал


***

Несколько лет назад

Длинные рыжие локоны закрывали красное лицо и наполненные слезами глаза девочки в джинсовом комбинезоне. Дрожащие руки крепко обнимали зайца с удивленной плюшевой мордашкой, и его синие лапы почти сливались по цвету с одеждой девчушки.

Сегодня Вероника узнала, что ее отец уходит на фронт. А ведь буквально вчера все было так хорошо! Они были в кинотеатре, и папа купил большое ведро разноцветного попкорна, которое они так и не одолели. Пришлось принести домой, и мама очень ругалась – это же вредно.

– Я не хочу! – Вероника топала ножками, и на розовых тапочках смешно болтались, ударяясь друг о друга, пластмассовые глаза. – Не хочу, чтобы ты уходил! И мама не хочет! И Зая тоже не хочет! И как же твои слова, что нельзя бить тех, кто слабее! Разве на войне ты не этим будешь заниматься?

Как-то раз Вероника играла со щенком, и тот случайно укусил ее. Из маленького пальчика брызнула кровь. Девочка тогда так обиделась, что замахнулась на собаку палкой, и только вовремя подоспевший отец предотвратил удар.

– Ты права, но ситуации бывают разными. Иногда приходится поступаться принципами. И сейчас мне нужно будет защитить тебя и маму, понимаешь? Семью нужно защищать любой ценой.

Марку было тяжело уходить, но что делать? Приказ есть приказ. Он мягко прижался своим лбом ко лбу дочки:

– Послушай, папе нужно уйти, но я обещаю, что вернусь!

– Честно? – девочка взглянула в разноцветные папины глаза. Мужчина улыбался.

– Честно-честно!

– А когда ты вернешься, ту площадку уже построят?

– Обязательно построят, и мы туда все вместе сходим: ты, я, мама.

– И Зая! – Вероника вновь потрясла зайца у лица.

– Зая в первую очередь!

Марк подхватил дочку на руки и подбросил ее несколько раз над головой, под самый потолок. Звонкий смех разнесся по маленькой квартире.

***

Знал бы он тогда, что это последний раз, когда он видит свою семью живой… Марк стоял, глядя на место, где когда-то был его дом. Над пустырем висели свинцовые тучи. Район разбомбили, оставив на его месте только обгоревшие кирпичные глыбы. Единицам удалось спастись в день бомбежки. Его жены больше не было, и дочки не было. Он слишком долго не верил в смерть семьи. Продолжал надеяться. Расспрашивал знакомых, обзванивал больницы. Обращался к официальным инстанциям. В душе все стонало, кипело, разрываясь от боли, злости. Почему, когда на его глазах взорвали многоэтажный дом, он в последний момент успел вытащить из завала чужого ребенка? Почему никто не спас его дочь так же? И почему он был там, спасая чужие жизни, когда должен был защитить семью здесь, в тот день?