Узкие переулки, делившие границы участков, казались вырезанными из тумана. Мрак, окружавший их, едва позволял различить очертания дорожных знаков и точек фонарей. Ряд гаражей: одни старые и заброшенные, с заросшими крышами и низкой порослью, другие – новые, с ухоженными стенами, напротив, еще больше подчеркивал контраст: одна жизнь, которую он не мог бы пережить, и другая, от которой он был отделен.
Даррен двигался вперёд, мысли скользили, огибая образы. Кажется, что улицы стали для него метафорой всего – и родного города, и того мира, в котором он потерялся. Всё казалось чужим. Чужие дома, чужие лица, чужие запахи – всё сливалось с серым пространством. Он чувствовал себя ненужным, как призрак, который не нашел места среди этих стен.
Даррену было около тридцати пяти, среднего роста, с темными волосами, слегка падавшими на лоб. Карие глаза смотрели на мир с холодной насмешкой, не скрывая остроумие и язвительность. Он был мастером чёрного юмора, легко подшучивал над серьёзным, порой бросая дела ради очередной вечеринки, полной адреналина. В кармане хрустела пачка сигарет – чужая, но теперь его, как напоминание о Райене.
Райен, его друг почти двадцати лет, был родственной душой. На первый взгляд – полная противоположность: мастер слова, он манипулировал с легкостью, заставляя людей хотеть то, что он предлагал. Его аргументы были остры, как лезвие, а напор порой граничил с жестокостью. Но за этим скрывалась мечта – накопить на жизнь без забот в Майами, где солнце и деньги решают всё. Даррен разделял эту мечту, их дуэт был неразрывен, вызывая зависть у других.
Вчера – или неделю назад? – они сидели в баре, и Райен, с привычной ухмылкой, ткнул сигарету в сторону Даррена: «Мы выберемся, старик. Майами ждёт». Теперь эти слова звучали как эхо в треснувшем зеркале его памяти. Даррен сжал зажигалку с гравировкой «Беги, пока можешь», чувствуя, как реальность ускользает. Он ускорил шаг, направляясь к дому Райена, чтобы найти ответы в этом распадающемся мире.
До дома Райена оставалось совсем немного. Даррен чувствовал, как усталость всё сильнее одолевает. Воздух оставался свежим, промозглым от дождя, но в нем таился едва уловимый, но настойчиво усиливающийся запах гари. Он ускорил шаг, чувствуя, как воздух становится более густым, и вот, наконец, перед ним показался дом… или то, что от него осталось.