Он – архитектор проекта. И именно в этом была его сила.
На другом конце города, в старом районе, где ещё не снесли постройки, Киара Дакс пересекала внутренний двор. Скользя почти не слышно мимо обветшалых зданий, она осторожно ступала по потрескавшемуся асфальту, оглядываясь так, словно за каждым углом её поджидала опасность.Темные тени, будто небрежные мазки кисти, пересекали дорогу перед ней. Пустые оконные проёмы зияли, словно глазницы давно умерших великанов. Казалось, сам воздух здесь был другим – плотным, липко обволакивая ее кожу.
Под толстым худи у неё на уровне солнечного сплетения был датчик. который передавал импульсы к сфере в ее руках. Это был самодельный блокиратор сигнала. Оружие, которое она собрала своими руками – из обломков, проводов и деталей, найденных на свалках. Каждый шаг к его созданию мог стоить ей жизни, но теперь оно было её единственным шансом против системы. Нелегальное, абсолютно бессмысленное и неэффективное средство по мнению тех, кто давно сдался и больше не верил в сопротивление. Но она всё равно держалась за него, как за единственно возможный шанс.
Где-то в соседнем доме женщина укачивала ребёнка. Далеко, почти шёпотом, работал генератор. До неё доносились обрывки фраз – глухие, искажённые дневным гулом улицы.
Сегодня наступит день, после которого некоторым людям нельзя будет ничего вернуть. В этот день начиналось испытание чипа. Обратный отсчёт запущен. У неё оставалось всего сорок дней – сорок дней свободы и мыслей, принадлежавших только ей. Каждый из них теперь казался последним. Чуть больше месяца, чтобы бороться или принять, сломаться или спастись. Она оставалась последней точкой сопротивления. Времени было слишком мало, Киара знала это. Она должна была что-то предпринять.
______
В глубине центрального здания Global – места где родился проект, за двумя уровнями допуска, Хагал вошёл в зал нейросервера. Он прошёл мимо сотрудников, кивнул дежурному инженеру, проверил два ручных ключа доступа и поставил цифровую печать. Всё шло строго по плану.
Серверы пели свой ровный металлический гул. Хагал был спокоен. Его лицо, как всегда, не выражало эмоций. Даже тем, кто рядом с ним работал бок о бок несколько лет – не удалось сблизится по-настоящему. Его подлинной открытости никто никогда не видел. Нельзя было с уверенностью сказать, что он любит, что вызывает в нём неприязнь, что способно тронуть его душу или, напротив, оставить равнодушным. Всё в нём казалось выверенным, сдержанным и тщательно подогнанным под образ. Те любопытные, которые пытались понять, что за человек скрывается за этой внешней собранностью, натыкались на крепость, которую он построил внутри себя и в которую никого не пускал…