В эпоху пулеметов (даже тех ржавых, которые им достались) почти вертикальный ландшафт обрекал любое наступление пехоты на провал; в результате обеим сторонам приходилось выбирать между простаиванием или самоубийством. По прямой противоположные рваные линии обороны находились метрах в семистах друг от друга, но пешком выходило почти километр. На таком расстоянии пули жужжали над головой бессмысленно и лениво, безобидные из-за прискорбных стандартов испанской меткости. Артиллерия фашистов работала вяло – несколько снарядов в неделю, причем из-за стертых стволов древних пушек то и дело случался то перелет, то недолет. Настоящее оружие и настоящая война – как и настоящие возможности писать книги и репортажи, чем и занимались Хемингуэй и прочие, – были где-то далеко, в Мадриде, и ему не терпелось оказаться там же.
Его караул подходил к концу, когда он услышал перед окопом шуршание: это возвращался через брешь в хлипкой колючей проволоке, натянутой в двухстах метрах от окопа, патруль – такое гордое название носил отряд, ходивший за провизией и хворостом на старое картофельное поле на ничейной земле. Он выкрикнул:
– Seremos!
– Invencibles![26] – последовал отзыв.
Когда патрульные соскользнули в окоп, послышался шум аэроплана. А на их части фронта это могло означать только одно: фашистский аэроплан. Все самолеты, поставленные русскими, воевали под Мадридом – там у коммунистических отрядов были и русские танки, и артиллерия, и даже сносные винтовки. Зачем Сталину вооружать троцкистов в Испании, размышляли члены ПОУМ, если в то же самое время он казнит их в Москве? Если б Оруэлл только знал, на что подписался!
Он махнул пулеметчикам – те подхватили свое древнее французское орудие и перетащили на открытую местность, чтобы установить на камне и нацелить в небо. После десятка выстрелов магазин, как обычно, заклинило. Выковыривая толстую пулю, они заметили, что с древнего биплана сыпется что-то белое и блестящее. Газеты.
– Можно пустить на растопку, – сказал он, и люди засуетились под безобидным ружейным огнем по всему хребту, собирая упавшие стопки. Это была фашистская газета «Херальдо де Арагон». Ее перевели те из них, кто знал испанский получше, но основное Оруэлл понял и сам: Малага пала. Они не поверили ни слову. Однако к вечеру из тылов просочились слухи, что это правда – и хуже того: коммунисты заявляли, что город предали анархисты и ПОУМ