: где Нин?» Позже он узнал, что Нина ликвидировали в эту самую ночь, хотя коммунисты заявляли, что он сбежал в Берлин и теперь работал на своего давнего хозяина Гитлера. Даже после смерти Нин все еще жил – в виде жупела.
Сперва он попробовал заночевать в пустом бомбоубежище, но его вырыли недавно, там все еще было сыро. Затем он наткнулся на заброшенную церковь, сгоревшую во время антирелигиозного буйства в начале революции[31]. В сумраке барселонской светомаскировки он разглядел только четыре стены да остатки колокольни и задумался, какого же века эта постройка – возможно, средневековая. Внутри было жарко, душно и невыносимо воняло голубиным пометом, зато сухо – и сюда вряд ли бы заглянули рыщущие патрули. Он порылся в обломках и нашел уголок, где его твердой постелью стали битые камни.
На следующее утро улицы кишели патрулями: гражданская гвардия, штурмовая гвардия, карабинеры и обычная полиция, а еще бог знает сколько шпиков в штатском. Убивая время, он переходил из кафе в кафе. В какой-то момент миновал отель «Фалкон» с comité general[32] ПОУМ и заметил, что полукруглые окна над входными дверями выбиты, а революционные лозунги на стенах криво закрашены.
Там и сям в городе встречались отдельные группки людей, в ком он узнавал старых товарищей – некоторые только что вернулись с фронта. Кое-кто подмигивал при встрече, боясь заговорить. На середине Рамблы он заметил двух товарищей из НРП – Макнейра и Коттмана, – с которыми Айлин условилась о встрече, и жестами и шепотом подозвал их. Они выбрали рынок на небольшой plaça[33] в лабиринтах улочек средневекового рабочего квартала, где вроде бы можно было поговорить незамеченными в бурной толпе, если переходить от лотка к лотку, словно туристы. По пути к ним присоединился еще один беглец – 24-летний немец, носивший псевдоним Вилли Брандт[34], Оруэлл знал его как связного ПОУМ с Социалистической рабочей партией Германии – СРП. Они тепло поздоровались, радуясь уже тому, что встретили эту смертельную опасность вместе.
По пути Коттман, невысокий ростом, поднял руку и коснулся плеча Оруэлла.
– Товарищ, новости хуже некуда. Боб Смилли мертв.
Он промолчал.
– Коммунисты говорят, ему стало плохо в тюрьме – аппендицит, но по слухам, его забили до смерти.
Юный Боб забит до смерти? Оруэлл содрогнулся, словно его тело тоже предчувствовало боль избиения. До сих пор арест испанцами казался хлопотливой административной формальностью, когда сперва просиживаешь штаны в неорганизованной тюрьме, потом твои документы проверяют и выставляют тебя за границу, чтобы ты шел восвояси. А теперь так называемые братья-социалисты убили Смилли, сына главы профсоюза.