Глава 4. Не та, о ком пишут в журналах
Кабриолет мягко замер у края университетской парковки. Двигатель стих, и наступила тишина – не звенящая, а такая, в которой слышно, как бьётся сердце. Над корпусами взвизгнули чайки, где-то вдалеке смеялись студенты, а осенний воздух пах сырой листвой и чем-то тревожным.
В этом почти интимном пространстве, где остались только они, Руслан медленно повернулся к ней. Несколько секунд просто молчал. В его взгляде было что-то… неуверенное. Что-то, что в нём появлялось редко.
Будто он хотел что-то сказать. И не знал – как.
– Ну, – начал он, будто на выдохе, – до встречи?
Слова повисли в воздухе. Они прозвучали слишком просто. И в то же время – слишком непривычно. Он не был тем, кто прощается. Обычно – уезжает. Улыбается. Подмигивает.
И тут…
Щелчок.
Резкий. Как разрез по тишине.
Дверь машины резко распахнулась. В салон заглянул кто-то – с блеском на одежде, с ухмылкой на лице.
– О-о-о, кто у нас тут? – голос был дерзкий, слишком громкий для такого тесного пространства.
Аля вздрогнула.
Парень, заглянувший в салон, был эффектен: идеально уложенные волосы, куртка, будто сошедшая с витрины дорогого бренда, белоснежная улыбка. За ним стоял другой – с кофе в руке, ленивый, прищуренный, с той самой ухмылкой, которая говорит: “Я всё вижу. И мне это весело”.
– Рус, это что, волонтёрский рейс? – хохотнул второй.
– Или социальный эксперимент? – подхватил первый. – Спасаешь брошенных студенток?
Смех. Резкий. Колкий. Громкий. Но самое страшное – не искренний. Аля сразу поняла: они не злые. Но привыкли смеяться. Над всем. Над всеми.
Над теми, кто слабее. Или просто «не вписывается».
И сейчас – это была она.
Аля застыла. Как будто холоднее стало не на улице, а внутри.
Щёки вспыхнули мгновенно. Как будто кто-то нажал кнопку. Сердце стучало глухо, как по ржавой железной трубе. Грудь сдавило, будто воздух внезапно закончился.
Взгляд одного из них скользнул по ней – от ботинок до воротника. Она почувствовала, как этот взгляд обжигает, обнажает, оценивает. Куртка. Волосы. Рюкзак. Всё, что казалось ей нормальным, теперь выглядело жалко. Маленькое. Чужое.
– Эй, девчонка, – продолжал первый, – ты по графику или по записи?