Несли эту сумку до троллейбуса вместе, с двух сторон взяв каждая по ручке. Потом от троллейбуса до дома тащила больше я, маме было тяжело. Я это запомнила, потому что было непривычно, что маме тяжело. Советские женщины были не избалованы, и к сожалению, носили ещё не такие авоськи и сумки с добытой в очередях провизией. Знаете, когда слышу умиление по поводу того, как всё в советском союзе было чудесно, то вспоминаю, сколько времени проведено в очередях за самым элементарным – растворимым кофе, туалетной бумагой, копчёными рёбрами и протёртыми яблоками в банке, вот такой же, как наши героини только что притащили к празднику. А ещё перламутровые помады любого цвета, туфли любого размера, колготки. Ничего, что не подходит, бери, пока есть хоть какая-то возможность. Потом с кем-нибудь поменяешься. Унизительно. Вы так не считаете?
Среда, 10 июля. Жаркий день, и пасмурный. Наверное, дождь будет. Тучи по небу с самого раннего утра гоняются друг за другом. Днём на местном рынке возле общественной бани договорилась с одной тётенькой. Уж очень она продавала красивые крупные ромашки. Таких в полях не растёт, из своего сада привезла на продажу. Объяснила ей, что мама любит ромашки и васильки, завтра день рождения, мне надо свежие, только что срезанные. А про васильки я и сама знала, где взять. Возле кладбища большое поле ржи, оно всё синее-пресинее.
На следующее утро мы со Светкой сели на велики и погнали к кладбищу, нарвали полную охапку васильков. Рулить и держать букет было сложно, часть вывалилась по дороге. Ситуацию спасли купленные ромашки. Тётка не подвела, принесла свежайшие.
Этот букет вошёл в дом бело-синим облаком, вместе с муравьями и жучками вручен хлопотавшей на кухне маме. Я и сейчас, спустя сорок лет, вижу её счастливое лицо в веснушках. Солнечная мама.
Этот букет и мне греет душу и хоть как-то оправдывает мою тогдашнюю угловатость характера и глупые подростковые закидоны.
Жизнь после сорока только начинается
Сам праздничный день помню фрагментами. Утро, велосипед, поле с васильками, охапка ромашек, мама на кухне, букет в вазе, что стоит в комнате на столе с зелёной скатертью, по краю скатерти свисает бахрома, в нескольких местах заплетённая мною в косички. Потом что было до вечера не помню, а ближе к ужину накрывали стол. Я протираю вилки, ложки и рюмки широким и длиннющим льняным полотенцем. Эти полотенца у нас на кухне висели в нескольких местах, а в платяном шкафу, сколько себя помню, лежал целый рулон ткани, которую мама отрезала и прошивала эти неровные края на чёрной машинке «Зингер». Эта машинка заслуживает отдельного рассказа, конечно. Сами же эти полотенца были вечные и неубиваемые, а размер такой, что меня можно было обмотать два раза.