– Не вам говорить, госпожа представительница, о том, что вы располагаете надлежащими средствами для исполнения обязанностей. Вы разве забыли, что ваш скандально известный арсенал, прошу простить меня за выражение, увели из-под носа? И мы, надо полагать, не на судебном заседании, – дополняла Коариф, а с губ Муфь едва не вырвалось «да разве уж!», – чтобы у старшего мерценаса Сирегвада вдруг появился защитник, об имени которого я даже понятия не имею.
Две пары женских глаз встретились. Муфь покраснела до кончиков ушей. Язык прижался от оскорбления к небу и примерз мертвым льдом. Коариф прекрасно знала Муфь, они виделись не раз с того момента, как женщина стала представителем старшей лаборатории, и понимала, какой силы будет подобный удар.
– Я снова обращаюсь к вам, старший мерценас, – принцесса поправила платье, как бы стряхнув с себя непрошенные слова гостьи. – Мне необходимы результаты. Вы должны понимать, что «Тесак» – молниеход большой, но не бескрайний. Вами же была высказана мысль о том, что, раз в жилой комнате преступника нет никаких улик украденных эссенций, «Искры» могут быть спрятаны в других местах.
– Безусловно, моя госпожа, но мы не имеем ни малейшего права обыскивать жилье каждого бликзерийца.
– Что значит – «не имеем права»? – непоколебимо возразила принцесса, чем привела в ступор всех присутствующих. Даже стражники едва сдержали удивление.
– Не в моей власти. – Въяль не удивился тому, как Ротр Сирегвад выдавил из себя предложение с твердыми тисками возмущения.
Принцесса удивленно приподняла брови. Она задумчиво хмыкнула. Трое гостей поняли, что Коариф никогда не чувствовала себя под оковами определенных уставов и кодексов. Она создавала их самостоятельно, поэтому такой запрет на вторжение в личную жизнь ее значительно покоробил и заставил задуматься.
– Вам есть, что сказать, старший квонтрмех? – неожиданно обратилась принцесса к Фриуру, который медленно поглаживал белую бородку. – Вы, должно быть, считаете, что тратите здесь свое время, но не забывайте, что двадцать украденных эссенций являются вашей шестимесячной дозой «Искры».
Старик Въяль грустно взглянул на Коариф, чувствуя к себе ее расположение. Он понимал, что был единственным, к кому невозможно было придраться в этом деле, ведь квонтрмехи никак не касались преступления.