Карлайл первым нарушил тишину. Он положил руку на мраморную столешницу – легчайшее прикосновение, но под пальцем осталась паутина трещин. Его золотые глаза, всегда такие мудрые и терпимые, были полны незнакомой тревоги.
– Эдвард, – его голос звучал мягко, но в нем была сталь. – Что именно произошло? Ты говорил о… превращении. О силе. Но этого недостаточно. Земля дрожала. Птицы срывались с деревьев за мили. Я чувствовал… древний ужас.
Эдвард не обернулся. Его голос был глухим, лишенным музыки, словно высеченным изо льда:
– Она оборотень. Она… сбила меня с ног. Как пустую банку. Ее щит… он не просто блокирует. Он бьет. И она… – он замолчал, сжав кулаки так, что костяшки побелели. – Она защищала его. Собаку.
Розали резко вскинула голову. Ее совершенное лицо исказила чистая ненависть. Она встала, ее движения были плавными, как всегда, но в них появилась хищная грация готовности к прыжку.
– Оборотень? Женщина – оборотень? – ее смех был ледяным осколком. – Абсурд! Сказки для щенков! Или ты настолько ослеплен болью, Эдвард, что начал галлюцинировать?
Но в глубине ее янтарных глаз мелькнуло нечто большее, чем злоба. Страх. Страх перед невозможным. Страх, что древние правила рушатся.
Эмметт присвистнул, но без обычной веселости. Его мощные плечи напряглись.
– Сбила тебя? Серьёзно? – В его голосе прозвучал не столько скепсис, сколько азарт охотника, почуявшего достойную дичь. – Хм… Интересненько. Значит, не все собаки только тявкать умеют. Особенно… сучки.
Алиса стояла в центре комнаты, маленькая и хрупкая, как фарфоровая кукла. Но ее огромные глаза были пусты и темны. Она дрожала. Не от страха. От перегрузки.
– Я… я не вижу ее, – прошептала она, голос сорвался. – Раньше было туманно… а теперь… Кровь и крик. Все заполнило кровью и криком. Нечеловеческим криком. Он… он разбил мое видение! Как стекло! – Она схватилась за голову. – Больно! И… земля. Земля дышит! Что-то… древнее… проснулось. Оно голодное. Оно смотрит… на нее.
Джаспер стоял в тени. Его лицо было маской стоика, но мускулы на челюсти играли. Он чувствовал волну эмоций, докатившуюся с места событий, как цунами:
– Страх, – произнес он тихо, аналитически, но под кожей видна была дрожь. – Дикий, животный страх стаи. Боль. Физическая агония. И… благоговение. Смешанное с ужасом. Они не просто боятся ее. Они… поклоняются источнику ее силы. Или тому, что она пробудила. – Он закрыл глаза на мгновение. – И еще… гнев. Чистый, разрушительный гнев. Не ее. Старше. Глубже. Оно гневается.