объятия пумы, кровожадные скалы, мрачная башня и ледовитое слово.
Полночь на цыпочках древних корней, свинцовая горлинка, прорубь тумана.
Хребет Кордильер, дерево ночи, статуи грома под крышей океана, —
архитектура орлиного взлёта, струна поднебесья, пчела высоты и удавы.
Кровавая кромка, рукотворное солнце, кварцевый луч и бульканье лавы, —
дракон Кордильер, чело амаранта и Бора-Бора.
Купол безмолвия, истоки отчизны, крона собора,
чернокрылая вишня, пригоршня соли, снежные зубья, морозные грозы, —
месяц-подранок, косматая стужа, штурм урагана и камень угрозы.
Длани, как лава, каскад полуночный на перекрёстке дорог,
плеск серебра, нацеленность времени – продолжается жизни урок.
Бедные руки, ноги, жизнь, дни света распались на нити,
камень в камне, человек, куда он исчез и где ты?
Был ли ты незавершённым обломком событий,
орла пустого, терзающего душу свою до самой смерти?
Голод человека, тайный росток, корень для корчевания посажен,
но не твой чертёж в очертаниях высоких башен.
Соль дорог, я тебя прошу, покажи мне свои переулки,
позволь архитектурам глотать палочкой каменные рисунки.
Мачу-Пикчу ты положила камень на камень, а в основании – лохмотья.
Пламя в золото, а в нём – алая крупная капля крови и проклятья.
Верни раба, погребённого тобой дурака!
Вытряси из земли хлеб зачерствелый бедняка,
покажи мне лохмотья и оконце раба!
Поведай мне, как спал он при жизни тогда
и хрипел ли он в поту во сне,
как чёрные дыры, пробитые изнеможеньем в стене.
О, стена, каждый каменный ярус давил его сон наяву.
Америка – древняя утопленница, и посему
невеста тянется к пустому небу богов,
под брачными флагами, гром барабанов и копий звонков.
Вот так, Америка, похороненная, ты сохранила,
как орёл, в горьких кишках своих голод и силу.
Сквозь блеск неясный и смутный, каменный мрак,
дай протянуть мне руку, и пусть затрепещет всяк,
кто как птица, пленённая тысячу лет,
и древнее сердце – забытый человек!
Дай позабыть мне счастье, словно море широкое,
человек шире морей с островами его одинокими.
Можно упасть в него, как в колодец, и со дна подняться,
с ветвью скрытой воды и утонувших истин обняться.
Дай мне забыть широкий камень, мощность пропорций,
огромность размеров и каменные соты,
дай скользнуть мне рукой невесомо
по гипотенузе терпкой крови и кремнезёма.
Когда яростный кондор, словно подковой,