Вчерашняя сцена между Галиной Николаевной и этим напыщенным Степановым все еще вызывала у него неприятное чувство тревоги. Иван Петрович не любил конфликтов, особенно публичных, и попытки олигарха пересроить их привычный мир казались ему кощунственными. СНТ «Ромашка» был его убежищем, местом, где он мог скрыться от напоминаний о прежней жизни, и любые изменения воспринимались как угроза этому хрупкому равновесию.
Он остановился возле автоматического таймера полива – небольшой зеленой коробочки, которую сам установил три года назад. Иван Петрович достал из кармана рулетку и тщательно проверил расстояние между форсунками, записывая измерения в блокнот. Все было в порядке, как и должно быть в мире, где каждая деталь подчиняется строгой логике и расписанию. Он взглянул на часы – семь ноль три, ровно по графику – и потянулся к крану подачи воды, предвкушая привычное удовлетворение от наблюдения за тем, как струи воды равномерно орошают его зеленые владения.
Когда Иван Петрович повернул кран, из системы полива хлынула не привычная прозрачная вода, а густая коричневая жижа с отвратительным запахом канализации. Первые секунды он стоял как зачарованный, не в силах поверить в происходящее, наблюдая, как эта мерзкая субстанция обрушивается на его драгоценные томатные кустики. Запах был настолько отвратительным, что у него перехватило дыхание – острая смесь гниющих органических отходов, сероводорода и чего-то химически едкого, что заставляло слезиться глаза.
«Господи… что же это такое?» – прошептал он, судорожно пытаясь перекрыть кран, но коричневая жижа продолжала литься, превращая его аккуратные грядки в болото зловонной грязи. Сладкий аромат цветущих вишен, который еще минуту назад наполнял утренний воздух, теперь смешивался с этой гнилостной вонью, создавая тошнотворный контраст, словно сама природа издевалась над его попытками создать красоту из горя.
Его руки дрожали, когда он наконец сумел перекрыть подачу, но было уже поздно. Молодые растения «Алешкиных любимчиков» поникли под слоем отвратительной жижи, их нежные зеленые листочки начали желтеть и скручиваться. Два года кропотливого труда, два года попыток вырастить что-то живое и прекрасное в память о сыне – все это гибло у него на глазах. Иван Петрович опустился на колени рядом с погибающими растениями, его аккуратно выглаженные брюки мгновенно пропитались зловонной грязью.