Дожидаясь агента, одетый в штатские пальто и шляпу, Тим будто бы сейчас находился на привычной детективной службе в родном Вюртемберге и даже почувствовал прилив какой-то ностальгии. Мимо, стуча сапогами по тротуару, прошли два румынских солдата, о чем-то громко беседуя на своем языке. Шутливо Тим даже подумал, не захотят ли они проверить у него документы: все-таки человек в недешевом пальто, явно ждущий кого-то с портфелем в руках в оскудевшем военном городе вполне мог вызвать подозрения. Но солдаты, конечно, не были полицейскими, поэтому спокойно стали удаляться по улице. Застучали подковы по мостовой, и на проезжей части показалась уже немецкая подвода, которую тащили белогривые лошади. Подвода была пустой, правил ей возница в немецкой военной шинели, однако сам себе что-то говоривший по-русски: это был служащий-хиви. Скрипя колесами, эта повозка удалилась, и за ней следом прогрохотала двухколесная телега с дровами, которой правил пожилой мужчина в меховой казачьей шапке и фабричной куртке на вате. В стороне вдоль по улице громоздилась темная куча то ли земли, то ли строительного песка, по которой весело прыгали два маленьких мальчика в грязных пальтишках и шапках-ушанках, самозабвенно распевая: «Гнило-ой фашистской нечисти Заго-оним пулю в лоб! Отро-одью человечества Сколо-отим крепкий гроб…».
Сбоку послышались приближающиеся шаги. Тим посмотрел туда и увидел своего человека: одетого в ухоженную шинель лейтенанта Брехта, заместителя коменданта одного из шталагов в окрестностях Ростова, откуда на днях совершили побег аж тринадцать военнопленных, затем будто растворившиеся в степи, поскольку, несмотря на масштабные интенсивные розыски, даже следов их найти не удалось. Удалось только установить, что сбежали они через подкоп в ограждении лагеря, сделанный в плохо просматривавшемся изнутри месте, к которому, однако, пленных вообще не допускали. Было ясно, что побег являлся хорошо спланированным и организованным, и беглецам помогали как кто-то снаружи – предоставив им надежное убежище от розыска, так и изнутри – обеспечив им доступ к укрытому от глаз постоянной охраны участку ограждения. Подкоп, безусловно, готовился не одну ночь: слишком длинный он был, днем же копателей все равно могли в любой момент обнаружить. Кто-то всякий раз позволял беглецам пройти туда: либо сама охрана, либо тот, кто мог незаметно провести их мимо постов. Внутреннюю охрану шталага, как оказалось, осуществляли местные казаки-хиви, которые, конечно, при желании легко могли вступать в контакт с коммунистическим подпольем и договориться с подпольщиками о совместных действиях. Комендант шталага, испугавшись ответственности за халатность, клялся, что охрана лагеря организована первоклассно, и что здесь не обошлось без чьего-то предательства. Все охранявшие тот злополучный участок лагеря казаки из разных смен, в том числе из той, во время дежурства которой произошел побег, понятное дело, тоже заверяли высшее командование и полицию в своих ненависти к большевикам и служебной добросовестности. Поэтому расследование побега по горячим следам, в сущности, ничего не дало. Теперь Тим собирался поговорить с заместителем коменданта шталага, которого завербовал когда-то заместитель директора ГФП штурмбаннфюрер Мюллер и назначил агентом к Тиму. Надо было выяснить, что же реально происходит в этом лагере, а конкретнее – кто именно из сотрудников мог помочь военнопленным осуществить побег.