«Поднимаемся по крутой скале в Воскресенский скит. Там все устроено как в Иерусалиме при Гробе Господнем. А самый Гроб в Кувуклии, и над ним можно всегда петь Пасху. И мы с иеромонахом Михеем, провожавшим меня, запели пасхальные ирмосы и „Да воскреснет Бог“. Потом ектению. Говорю ему, кого помянуть из живых, а потом прошу и об усопших. Изумился иеромонах: как за молебном можно поминать усопших. Но на меня смотрит Спаситель с иконы Воскресения над Гробом – совсем живой, и такое чувство охватывает, что смерти нет, молиться надо за всех одинаково.» (1)
«Заросшая соснами возвышенность, вверх вьется тропинка – к Воскресенскому или Иерусалимскому скиту.
…
С поворотами тропинки шире раздвигается вид на Никоновский островок, правее его остров о. Феодора, а за ними, все возрастая, дальне-серебристый горизонт самой Ладоги. Вся эта местность называется Никоново, по имени пустынника, здесь обитавшего в XVIII веке.
Но легенда уводит и дальше. На месте храма, куда подымаемся, с незапамятных времен стояла часовня в честь св. Апостола Андрея. Как бы ни относиться к преданию о посещении Валаама св. Андреем, место все-таки свято, освящено веками отшельнических, высоких и духовных жизней.
– На эту стройку много трудов положено, – говорит о. Тарасий, когда мы приближаемся к кирпичной, красной церкви. – Фундамент прямо в гранит врублен… иной раз и порохом приходилось взрывать.
Верхний храм – Воскресения, нижний св. Андрея, в нем «Кувуклия» с подобием Гроба Господня. В низеньком помещении, в глубине церкви, кубической формы камень, красный гранит, образ того камня, что привален был ко входу в пещеру Гроба. Маленькая эта, темная комната называется Приделом Ангела – Ангел отвалил некогда камень. А в гранит вделана из иерусалимского камня частица.…
Мы поднялись в верхний храм. … Пока о. Тарасий объяснял мне противоположность с нижней, полутемной церковью, где Христос поруганный, в Гробу, здесь же Он в торжестве, я…» (4)
«О. Тарасий и местный священник… показывали нам приют при ските, вернее, само помещение – мальчики ушли куда-то на прогулку. … Тут вот больница, тут столовая, это спальни.
– Вас, может быть, удивит, что здесь такой порядок, – говорил он. – Скажут: да нельзя и поверить, что дети действительно живут, это, мол, одна декорация. А, однако, именно тут и ночуют, в этой столовой едят, и так далее. Это мальчики карелы, которых мы ведем в духе православия.» (4)