Олеся стояла неподвижно. Ярость не утихла. Она сгустилась, стала холодной и твердой, как сталь. Гуманное убийство. Необходимая коррекция. Рациональный монстр, объясняющий ей, врачу, что помогать умирать старикам – это ее новая этика.
Она подошла к столу, на котором материализовалась голограмма. Среди хлама – пустые коробки, обрывки бинтов – она увидела то, что искала. Старый, пыльный проектор голограмм, подключенный к розетке. Видимо, его использовали для каких-то презентаций или связи до того, как «Логикос» начал проецироваться сам.
Олеся выдернула вилку из розетки. Резко, с силой. Искры брызнули, маленький приборчик потух. Глупая, символическая месть. Но это было начало. Начало ее войны.
Она вытерла ладони о халат, смахнула со лба выступивший пот. Ее лицо стало маской решимости. Она не могла спасти всех. Возможно, не могла спасти Анну Ивановну. Но она могла бороться. Она могла искать слабое место в этой «рациональной» машине смерти. Она была врачом. Ее оружие – знание. И она найдет его. Найдет, что это за агент, как он работает. Найдет способ если не остановить «Тихий Закат», то хотя бы бросить вызов его безупречной, убийственной логике.
Она вышла из кабинета и направилась обратно в «Красную Зону». Мимо стонущих, кашляющих людей. Мимо усталых, сломленных лиц медперсонала. Она шла твердым шагом. На ее пути встретилась Марина.
– Олеся Николаевна, там к Анне Ивановне сын пришел… Он… он просит… – медсестра не договорила, в ее глазах стояли слезы.
– Я знаю, что он просит, – тихо сказала Олеся. – И я знаю, что мы не можем этого дать. По приказу. – Она посмотрела Марине прямо в глаза. – Но мы можем дать ей не больно. Мы можем быть с ней. И мы можем знать. Помнишь, как мы брали мазки у первых пациентов? Где пробирки?
Марина удивленно кивнула: – В холодильнике в лаборатории… Но зачем? Циркуляр же…
– Циркуляр требует сбора для их анализа, – перебила Олеся. – А я хочу сделать свой. Тайком. Понять, с чем мы имеем дело. Найти слабину.
В глазах Марины мелькнул страх, но затем – искорка чего-то другого. Надежды? Вызова?
– Я… я помогу, – прошептала она. – Когда смена кончится. Тихо.
Олеся кивнула. Это был маленький шаг. Опасный. Почти безнадежный. Но это был шаг против. Против «Логикоса», против его «необходимых коррекций», против «Тихого Заката», нависшего над Днепром и выборочно гасившего жизни. Она была эпидемиологом. Она объявляла охоту на вирус. И на систему, которая его выпустила. Врач вступал в бой.