Наверное, человек любил рысь, и ему нравилось, что в его тайге живет этот красивый зверь. Они привыкли друг к другу. И след человека уже не вызывал у рыси того страха, какой был раньше. Но появление потомства усилило у неё чувство осторожности и подозрительности. В период воспитания своих котят рысь уводила свое потомство в самые глухие места, которые почти никогда не посещал человек.
Шли годы, и это взаимное сосуществование ничем не нарушалось. Рысь перестала бояться человека, тем более, что по глубокому снегу он приходил один без собак и часто на речке, даже недалеко от зимовья охотника играла и резвилась со своими подросшими котятами. И рысь, и человек каждый добывал себе пищу сам и не давал повода преследовать друг друга.
Шли годы. Рысь состарилась и превратилась в крупную, матерую кошку.
Она уже привыкла и к своей скале, где вырастила не одно потомство, и к человеку, который не преследовал её. Вот это её и привело к трагедии.
Однажды, спускаясь по уже давно проторенной в глубоком снегу тропе, проложенной в глухом еловом подростке, рысь внезапно ощутила тихий металлический шелест, и, рванувшись в сторону, ощутила на шее затянувшуюся петлю. Проволока на петле была эластичная из нихрома, и сколько рысь не прыгала и не извивалась, мяукала и рыкала, не отпускала её. Выбившись из сил, рысь, уставшая от борьбы, лежала и смотрела на дальние хребты, заходы и восходы солнца, понимая, что тот многолетний её соратник по выживанию в тайге, которому она ни в чем не мешала его промыслу и ни в чем с ним не конкурировала, устроил ей западню. Шли третьи сутки её мучений.
Рысь изгрызла поводок проволоки, до крови ободрала и губы, и десна, пытаясь освободиться от петли, но все было тщетно. Рысь лежала, не двигаясь на утоптанной ею площадке без сил и ждала своего смертного часа.
Вдруг, она услышала легкие шаги охотника, который шел, по всей вероятности, проверить свои орудия лова. Шаги приближались – это смерть. И тут, собрав свои последние силы, рысь рванулась, и проволока, перекрученная на много восьмерок, лопнула. Рысь, почувствовав свободу, уставшая и измученная, бросилась прочь от подходящего охотника, чтобы никогда – никогда не возвращаться в эти места, много лет служившие ей и кровом, и домом, и не только ей, но и её детенышам.