Больше они к теме снов не возвращались.
Он не соврал. Один и тот же сон снился ему снова и снова, много раз повторяясь в деталях. Их первая встреча у мертвого отравленного магией озера. Анариэль не знала этого тогда, но в воде, которая всегда была прохладной, не было ни рыбы, ни водорослей, да и берег его был безжизненным. Когда-то там был форпост, отмечающий начало зачарованных земель, там жили, принимали на ночлег путников, ловили рыбу… но после очередной стычки с черными озеро опустело. Его воду всё ещё можно было пить, но учитель говорил, что, возможно, рано или поздно она станет ядом. Форпост убрали, – мало того, что его обитателям надо было привозить еду издалека, так и спать там стало опасно: кто-то впадал в слишком глубокий сон и не приходил в себя месяцами, кого-то мучили постоянные кошмары, а несколько воинов просто умерли во сне. Теперь там никто не жил, но озеро осталось вехой между обычной жизнью и тем, что творилось здесь.
Лодинг мало что знал о снах, кроме того, что иногда они бывали вещими и того, что даже самый сильный маг в них мог быть уязвимей младенца. Но он понимал, что сны не подобны реальности, – они изменчивые, зыбкие и многие вещи там не являются тем, чем кажутся. Поэтому сон об их встрече неизменно удивлял его своей незыблемостью. Он был как застывшее в зеркале отражение: слишком детальное для картины, слишком реалистичное, но, в то же время, не нормальное.
Девушка во сне отличалась от того как он увидел ее при встрече: она была старше, серьезнее, и ее сила пронизывала всё вокруг от земли и до неба. И золотые письмена, развернувшиеся вокруг них, которые он никак не мог прочитать.
Больше всего его тревожило то, что он ничего не мог с этим сделать: он не мог двинуться в этом сне по своей воле, не мог заговорить о чем хочет, он вообще практически не помнил, о чем они говорили, всякий раз просыпаясь с ощущением, что это было что-то важное.
Застывшее озеро. Застывшая, повторяющаяся много раз сцена. Сила.
Наяву с ней было гораздо проще. Хотя… С наступлением весны ему всё чаще приходили в голову разные шальные мысли. Неосторожные, как назвал бы их учитель. И им было все труднее противостоять.