Но ладно Роджерс. Даже Дина Дурбин, с которой, казалось бы, ничего общего. «А артистка, первая жена Табакова, – спрашивает он себя, – не похожа?» Наконец, Шувалова Ольга. Вот проступают знакомые приметы на фотоснимке Бориса Михайлова, серия «Сюзи и другие». Мерещится Лика. Что это, бред? Глубина фенотипических обобщений? Или обман зрения, нелепая жажда, вызванная какой-нибудь мелочью, промелькнувшей в отблеске «общедоступных» символов и посторонних афиш? Итак, если к Шарлиз Терон подмешать что-то от Александры Нельдель, а внешность Мэг Райан приправить Изольдой Дычук или Анной Миклош… Полный Тешик-Таш, реконструкция по Герасимову. Тешься, мальчик, тешься. Сто вопросов и ни капли ехидства. И сходства нет. События и персонажи вымышлены, любое совпадение с реальными людьми является случайной ложью и намеренной провокацией. Продукты, напитки, предметы одежды, обувь, покрышки, бензин, использованные героями, – исключительно воображаемые и не имеют никакого отношения к реальным современным товарам потребления, нормированным и ненормированным. Ни одно животное на съемочной площадке не пострадало. Это сказка позавчерашнего дня. Всему виной глупость. Или что-то другое. Или просто дурные сны наяву. Круги на аш два о, которая давно и несколько раз сменилась в реке. Происходят метаморфозы. И не только с курносой Ликой. Ведь всплывает же иной раз лицо знакомого нотариуса, будто позаимствовавшего физиономию у не менее знакомого дантиста. Или парикмахер в роли рекламного агента. Полухмельная аберрация. Путаница. Танец лиц…
Наверное, нужно просто самому посмотреть в зеркало. А лучше – правде в глаза. Как вопрошал большой актер словами злого сатирика: быть может, все дело в консерватории? Девушкам, привлекающим внимание Игоря, постоянно что-то мешает в нем. Рост, походка, осанка, проплешина, замысловатая речь, меланхолические антимонии, бесхитростная забывчивость, замшелый вкус, охламонство, любовь к алкоголю. В кабаках он чувствует себя лучше, чем в лесах бранденбургских. Среди обшарпанного дерева ручной работы или псевдостаринной интерьерной мебели, когда – рядом и мимо – рьяно гремят посудой, ножи и вилки лежат в плетеной корзине на пианино и порой приземляются на клавиатуре, сопротивляясь пальчикам торопливой и затрушенной заказами официантки. Из-за стойки слышен участливый южный распев бодряка бармена, по совместительству рэпера: