– Ну, это вы врете!
– Ах ты падла…
– А чё у тебя такой голос?
И как тут не взорваться. Я его понимаю. И даже знаю, почему все это осталось в памяти. Так и девочка Лика в мозжечке Игоря Панталыкина уцелела. Хотя бы для его личной истории. Но только отчего в сусеках башки застревает разная чепуха, не связанная вообще ни с чем? Например, улица города Шверин, ведущая к вокзалу, или упоминание городка под названием Бризеланг, просьбы моей тогда будущей (ныне – бывшей) жены привезти ей из гавелянского леса огурцы и майонез, именно майонез и огурцы. «Они там на деревьях не растут», – возражал я. В Швейцарии жена побывала, в отличие от меня. Ездила и в Австрию. По объявлению. Крестьянские хозяйства в австрийских Альпах ищут себе летом помощников, которые могут бесплатно пожить у них. Заодно подсобить. И даже что-то подзаработать, хотя бы символически. Моя решилась на такой подвиг, вариант сельского туризма. Подумала, что все складывается как нельзя лучше: натуральные продукты, свежий воздух, вечером пешие переходы. В итоге ее там какой-то дед запряг и упахал по полной программе. Подъем в пять утра и все такое прочее. От зари дотемна. Иногда звонила мне оттуда, имитируя тирольский прононс.
Но на пранкеров высокого полета мы не тянули, конечно. Ни Рябчиков, ни я, ни жена моя. Мы ведь не дурачили президентов и йобелевских лауреатов. Хотя номером телефона одного писателя, который очень рвался в скандальные политики, однажды обзавелись. Разжились – я и Рубидий. И в школьные времена воспользовались. Звякнули ему. Пригрозили, что будет кормить рыб в заливе, если и впредь продолжит свою подрывную работу. Как будто чувствовали: стоит случиться взрыву – а запах из пороховой бочки все больше сочился по улицам, экранам и газетам, раньше охотно подставлявшим себя под водку, воблу и огурец, – жить нам, так или иначе, придется в другой стране.
– Плесенский твой наверняка давно стал каким-нибудь кантонским буржуем, – услышал я опять голос Рябого.
– Какой из них? Одноклассник или деэндешник?
– Думаю, оба. Вот и выезжай к ним, у них действительно полные закрома. И ближе, чем до Швеции. – Рябой замедлил темп речи, слегка повысив голос. – Выезжай завтра же, автобусом.
– Завтра не смогу. Меня на съемки пригласили.
– Что за съемки такие?
На секунду мне показалось, что Рябой, для которого любая беседа – несмотря на всю его собственную внешнюю эмоциональность, экспансивность, умение «заполнить собой пространство» – всего лишь ни к чему не обязывающий смол-ток, способен всерьез удивиться.